Читать книгу - "Пучина скорби - Альбина Равилевна Нурисламова"

или вовсе никогда не думал! Мы орали друг на друга, мы лопались от гнева, из нас выплескивалось то, о чем мы и не подозревали в себе: зависть, презрение, какое-то тупое ехидство. А потом я ударил брата. Впервые в жизни размахнулся и ударил кулаком в лицо. Он увернулся, удар вышел слабый, но Костя бросился на меня. Наташа как-то оказалась между нами и…

(Всхлипывание, рыдания).

— Прошу вас, пожалуйста, Иннокентий Львович…

— Он толкнул ее! Случайно! Не хотел, понимаете? Костя никогда бы пальцем… Он любил жену, пылинки сдувал! Наташа отшатнулась, попятилась, брат в последний момент протянул руку, чтобы ее удержать, я тоже рванулся вперед, но… Наташа упала прямо туда, в проклятую яму. Весь ужас в том… Как только стало ясно, что Наташа неизбежно упадет, что спасти ее нельзя, злое чувство, обуявшее нас, пропало без следа. Это снова были мы — Костя, Наташа и Кеша! Никого, кроме нас! То существо, та сущность покинула наши мысли. Наташа падала и смотрела на нас полными ужаса и сознания скорой смерти глазами, а мы пытались спасти ее, дотянуться… То был самый страшный кошмар. Ад на земле.

— Я не знаю, что сказать. Мне жаль. Мне очень-очень жаль.

— Сейчас… Минуточку… Тут у меня таблетки…

(Запись возобновляется после паузы).

— Ладно, мои страдания, мои чувства не имеют никакого значения. Это моя вина, я ее с себя не снимаю. Отвечу перед Богом, когда придет время. Но хочу сказать вам, Олеся. Пожалуйста, запомните, уясните! Да, изначально меня обуревала мысль об историческом открытии, о своей роли в науке и прочая чепуха. То были моя слепота, мой эгоизм, мои амбиции, из-за которых я в итоге потерял все. Подчеркну: то был я! Но после, на протяжении нескольких суток, я собою почти не был, отвечать за себя и свои действия не мог. И Костя с Наташей тоже. Нами управляло нечто ужасное. Злое, древнее существо небывалой силы. Мощь эту ощущаешь физически, противиться ей невозможно, как невозможно скрыть, задавить кашель или перестать дышать. Природа этого существа мне неведома! Как я уже сказал и вам, и всем остальным много лет назад, после гибели Наташи Костя остался на той поляне. Я уговаривал его пойти вместе, но он отказывался, а вскоре потерял сознание. Привести брата в чувство я не мог, боялся, что он умрет, побежал за помощью. Не спрашивайте, как шел через лес, как боялся заблудиться, не найти машину; как выехал в итоге на дорогу, как автомобиль почти сразу едва не врезался в грузовик.

— Я знаю, вам помог водитель грузовика.

— Милиция, скорая, кого только не было! Меня хотели сначала в больнице оставить, но я должен был дорогу показать, ведь Костя… Меня трясло при мысли о том, что мы приедем и увидим два мертвых тела вместо одного. Но Костя был жив. По-прежнему без сознания, слабый, но живой. В себя уже в больнице пришел. Брат был… Он был просто уничтожен. А когда узнал, что Наташа ждала ребенка… Извините, на этом все. Больше не могу.

— Да-да, конечно! Спасибо вам, вы так помогли. Но, Иннокентий Львович, всего один вопрос. Последний.

(Длинная пауза).

— Хорошо. Что вас интересует?

— Вы пытались достать тело Наташи?

— Как не пытались? Костя едва не прыгнул за ней следом, шею бы точно сломал. Еле его удержал. Вдвоем нельзя спускаться: один должен был остаться наверху, чтобы помочь вытащить второго и… И Наташу, если бы она оказалась жива. Поэтому Костя полез вниз, а я остался. Когда стало очевидно, что Наташа погибла, брат отказался вылезать, сидел и обнимал ее, прижимал к себе. Я звал, он не реагировал. Потом… Я уже рассказал, что было потом. Это все?

— Почти. Простите, я должна спросить. Мне попался документ, в котором говорилось, что Наташа потеряла много крови. То есть она ударилась об угол плиты виском, но крови вытекло слишком много. Больше, чем бывает в подобных случаях. Вы можете прокомментировать это?

— Въедливая вы. Олеся, все, что я говорил, звучало ненормально. Но то, о чем вы сейчас спрашиваете, совсем уж…

— Я вам верю. Пожалуйте, скажите!

(Снова пауза).

— Плита не была гладкой. На ней не было живого места, как говорится: сплошь узоры, знаки, завитки. Я не успел толком рассмотреть, а после, когда провал на этом месте образовался, плита исчезла под землей, никто ее не видел. Даже снимков не осталось. Так что доказать ничего не могу. Кровь, которая вытекала из раны… Не знаю, почему ее было так много. Но у меня сложилось ощущение, будто что-то…

(Сухой смешок).

— Вы решите, что я сбрендил. Ну да ладно, чего уж теперь. Что-то извне вытягивало кровь из раны в голове Наташи. Откачивало! Кровь текла и текла, хотя давно должна была остановиться, ведь сердце уже не билось, не качало ее. Но кровь не просто текла! Она заливалась в бороздки, и все эти мерзкие знаки и узоры на плите наполнялись ею. Кровь не растекалась как попало, доходит до вас? Она будто по каналам текла, в четкой последовательности. А потом стала впитываться. Это происходило быстро и… систематично, что ли, сознательно: поперву узоры заполнились кровью, затем она стала впитываться внутрь.

— Внутрь каменной плиты?

— Говорил же, не поверите!

— Что вы, я верю, просто уточнила.

— Именно так все и было! Кровь из Наташиного тела перелилась в чертову подземную плиту, которую мы выкопали! Врачам еле хватило крови на анализ, слышите? Никто так и не смог ничего объяснить!

— Я поняла. Иннокентий Львович…

— Все, хватит на этом!

— Спасибо вам…»

(Запись обрывается).

Глава семнадцатая

Олеся провела пальцем по экрану, и тот погас.

— Что скажешь?

Вадим встал, разминая чуть затекшие от долгого сидения ноги.

— Конечно, напрашивается вариант, что этот человек не вполне нормален. С ним произошло плохое, страшное, и мозг выдал эту дикость, в которую Иннокентий Львович, несомненно, верит.

Олеся напряженно слушала.

— Эти трое сначала заблудились и переругались, потом нашли нужное место, принялись копать — и снова цапались, а в итоге произошел несчастный случай: муж сгоряча толкнул жену, та погибла. Далее Иннокентию в состоянии шока вновь пришлось бежать по лесу, вскоре последовала смерть брата… Истощение всех сил, как следствие — повреждение в мозгу. Потому его и с работы поперли, никто и слушать не хотел. То бишь никакой мистики, никакой паранормальщины. Все объясняется помутнением сознания.

— Гладко звучит. Однако все трое были крайне истощены, я видела протокол осмотра и еще кое-какие документы.

— Ты молодец, большую работу проделала, —