Читать книгу - "За стенами собачьего музея - Джонатан Кэрролл"

Через полчаса обе наши семьи встретились на улице и отправились к холму, с которого все окрестные ребятишки обычно катались на санках. Была самая середина дня, но уже начало темнеть, а падающий снег превращал день в сумерки. В общем-то погода стояла довольно приятная, вот только, чтобы не так мерзло лицо, идти приходилось с опущенной головой.

Я шла с Приской и Нинон, которые весело болтали о разных разностях и наших общих знакомых. Марк с «мужчинами» шел впереди, а наши матери — в нескольких шагах позади них. Все громко переговаривались и много смеялись. Отец рассказывал мистеру Жюпьену историю о том, как однажды он попал в пургу. Я слышала ее от отца много раз, поскольку это была любимая моя история, но сейчас она казалась мне чересчур длинной, скучной и страшно раздражала.

Обычно дорога до холма занимала минут десять, но сейчас из-за глубокого снега и неспешной ходьбы мы добрались до места только через полчаса. Когда наша компания подошла к холму, я не выдержала и бросилась вверх по склону, таща за собой санки. Ничего удивительного. Ведь все с самого начала шло вкривь и вкось. Теперь мне больше хотелось уже не того, чтобы рядом был Марк, а ощущения скорости, бьющего в лицо ветра и того ощущения безопасности пополам со страхом, которое обычно испытываешь, съезжая с горы на санках или прыгая с вышки в бассейн.

Ноги увязали в свежевыпавшем пушистом снегу, и, взбираясь на холм, я раза два чуть не упала. Но мне было уже практически все равно, потому что я ему не нравилась и никогда не понравлюсь, и навсегда останусь для него «просто Клэр», так какое имеет значение, как я карабкаюсь по склону и глупо ли при этом выгляжу? Лучше всего было бы сейчас сбежать от всех, в том числе и от него, и остаться наедине с ветром, снегом и надвигающейся темнотой. Может быть, если повезет, случится какое-нибудь чудо — я унесусь в эту темноту и больше меня никогда не увидят. Все обезумеют от горя, и хоронить им придется пустой гроб. Марк будет стоять у моей могилы и плакать…

— Клэр, подожди! Подожди!

Я услышала его голос, и даже не сразу поверила, что он действительно зовет меня. Поэтому, совершив первый в своей жизни взрослый поступок, я не обернулась и продолжала карабкаться вверх.

— Клэр, да погоди же ты!

За спиной я услышала его шаги и остановилась как вкопанная. Я тяжело дышала, а сердце билось, как колокол.

— Ты что, не слышишь, как я тебя зову? Давай съедем вниз вместе.

Даже не помню, как я проделала остаток пути до вершины. Я добралась туда, чуть отстав от Марка, но только потому, что тащила за собой санки. Может, он и хотел скатиться с холма вместе со мной, однако помочь с санками не предложил.

На холме было еще несколько человек. Сверху нам было видно, как наши семьи медленно ползут вверх по склону и весело смеются, когда кто-нибудь из них падает.

Мы с Марком несколько мгновений простояли молча глядя на них. Потом он повернулся ко мне и спросил:

— Слушай, знаешь такую девочку — Элейн? Она учится в седьмом классе. Ну, такая, с длинными светлыми волосами?

Я не была знакома с этой Элейн, но мне хватило ума сообразить, что Марк выдает мне свою тайну: его интересует эта девочка, и он как бы невзначай хочет знать о ней побольше. Знала я и то, что мне этот его интерес никак помочь не может. Но ведь в тот день он не только впервые как бы признал мое существование. Он по-своему нравился мне, и это поразило меня больше всего.

Я ответила, что, если он хочет, я могу порасспрашивать подруг, но он отказался, мол, не надо, не бери в голову.

И тут, как по мановению волшебной палочки, вдруг прекратился снегопад. Раз — и нет его, в общем, что-то в этом роде. Мы с Марком растерянно оглянулись, как будто ожидая, что вокруг нас все еще продолжают падать белые хлопья. Но нет, снег действительно идти перестал.

Что ж, делать было нечего, я установила санки и спросила, готов ли он ехать.

— Конечно. Я сяду позади тебя.

Тогда я уселась первой и тут же почувствовала, как со всех сторон меня охватывают руки и ноги Марка Жюпьена. Я просто умерла и вознеслась на небо. Что мне эта Элейн? Ведь здесь и сейчас была не она, а я, и этого было вполне достаточно. Марк оттолкнулся, и мы помчались вниз.

Один из скатов с этого холма был очень длинным и ухабистым. Мы-то, разумеется, катались здесь сотни раз и знали его досконально, но все равно либо зазеваешься, либо просто по глупости бывает, налетишь на что-нибудь и опрокинешься. Все мы каждую зиму выслушивали одну и ту же апокрифическую историю о мальчике, который много лет назад слетел с санок и раскроил себе череп о камень. Никто, конечно, всерьез ее особенно не воспринимал, но все же мы старались не забывать об осторожности.

Я и сейчас помню этот спуск до мельчайших подробностей. Наверное, я могла бы рассказать вам обо всех ухабах и ухабчиках, на которых подпрыгивали наши санки. Примерно на полпути вниз Марк громко затянул «Где-то там, за радугой…»[54], и я, хоть и не очень хорошо помнила слова, принялась ему подпевать.

Громко горланя песню, мы пронеслись мимо наших родителей, мимо покрытых снегом деревьев, прыгающих кругом собак, детишек, катающих снежные шары для снеговика… Я помню все.

Мы мчались по извилистому спуску, санки раскачивались из стороны в сторону, и тут… БАММ!

Не знаю, во что мы такое врезались, но оно наверняка было довольно приличных размеров, поскольку одно мгновение мы еще неслись вперед и пели, а в следующее — уже летели вверх тормашками.

А потом грохнулись оземь.

Боже, ну и удар же был! Я ударилась о землю как раз мягким местом и, хотя была тепло одета, должно быть, приземлилась прямо на копчик, поскольку поначалу была буквально парализована болью. Даже дух перехватило.

Придя в себя, я услышала, как где-то рядом Марк повторяет: «Ты в порядке? Клэр, ты в порядке?»

Я хотела кивнуть и сказать, что все в норме, но боль не позволяла мне ничего, только лежать и ощущать, как она пронизывает все тело. Я даже глаз не могла открыть.

— Клэр, что с тобой? Клэр? Отзовись!

Наконец, дыхание снова вернулось ко мне, и я почувствовала: жить буду. Я открыла глаза, чтобы сказать ему, что со мной все в порядке.

Но, когда я открыла их, то увидела над собой суетящегося Марка Жюпьена, более красивого, чем когда-либо и целиком окутанного ярким мерцающим ангельским сиянием.

Сначала я решила, что здорово ударилась головой и немножко тронулась. Но, видя, что это его «сияние» никуда не исчезает, подумала: «Должно быть, это его аура. Даже здесь он сияет! « И снова я ошиблась. Присмотревшись повнимательнее, я заметила, что в окутывающем его свете отсутствуют присущие ему желтовато-розовые тона. В небе за его спиной медленно перемещались синие, красные и серебристые сполохи, будто там разыгрывалось какое-то невиданное космическое световое шоу.