Читать книгу - "Сатанель. Источник зла - Хуан Марторель"

— Возможно, в коллекции есть и более ценные экспонаты, — продолжала она, — но этот имеет для меня особое значение. Я помню день, когда отец принес его домой, как будто это было вчера. Мне было лет десять. Отец позволил мне развернуть мешковину, в которую был завернут этот предмет. Это само по себе было удивительно, потому что обычно он очень ревниво относился к предметам своей коллекции. Скульптура меня просто очаровала. Я очень долго плакала, не желая выпускать ее из рук. А теперь я должна с ней попрощаться. — В ее голосе зазвенела грусть. — Если ее когда-нибудь похитят, вы будете знать, где искать, — добавила женщина, пытаясь улыбнуться.

— Если это будет хоть в какой-то степени зависеть от меня, я обещаю вам, что мы выберем для нее особое место, — заверила ее Николь и улыбнулась в ответ. — И вы сможете приходить к ней, когда пожелаете.

Два дня спустя женщины опять разговорились за обедом. Они успели подружиться, и, несмотря на разницу в возрасте, им нравилось общество друг друга.

Сейчас Николь сидела у камина и думала о ней и, по ассоциации, о мадам Барбье, с которой за несколько дней знакомства ее также успели связать узы дружбы. Пока от нее ничего не было слышно. Во всяком случае, прямо. Домработница Мари сообщила ей, что Татьяна позвонила и сказала, что добралась хорошо. Она пообещала позвонить позже, чтобы поговорить с Николь. Девушка вдруг поняла, что Татьяна Барбье даже не оставила ей номера телефона. Она имела лишь банковский счет для перевода денег за аренду квартиры и номер телефона адвокатской конторы в Париже, представлявшей интересы мадам Барбье. Николь рассудила, что адвокаты наверняка знают, как связаться с Татьяной в случае необходимости.

Преследовавший ее сон, в котором перед ней то и дело представало безжизненное тело Рене Мартина, исчез, как и навязчивые дневные видения. Это произошло после разговора с Пьером де Лайне в кафетерии музея. Впрочем, это не означало, что ее ночи стали спокойными и безмятежными. Как и прежде, она просыпалась с ощущением, что ее несколько часов подряд одолевали образы, не оставлявшие в покое и днем. Ее тело отдыхало, и мозг был готов встретить новый день, но на душе было неспокойно.

С тех пор, как ее оставил в покое мертвый Рене Мартин, ей стали сниться другие сны, из ночи в ночь завладевавшие ее подсознанием. Снов было два. Для одного из них Николь имела объяснение, поскольку он хоть и с явным преувеличением, но все же был частью ее профессии. В этом сне Николь с лупой в руке читала письмена на керамической табличке. Она была взволнована, потому что откуда-то знала: на этой глиняной или известковой табличке один из жителей Древнего Египта записал зашифрованное послание, которое ей предстоит разгадать. На столе были разложены другие таблички. Они ждали своей очереди.

Николь улыбнулась, вспомнив, что в наследии Гарнье было немало таких табличек, и некоторые из них превосходно сохранились. Она их уже видела, но пока не успела рассмотреть поближе. Расшифровать написанные на них тексты было задачей не из легких. Сделать это быстро невозможно. Но она была готова поручиться, что этот сон начал ей сниться за два дня до того, как она впервые увидела таблички из коллекции Гарнье. Впрочем, полной уверенности у нее не было. К тому же, о существовании этих табличек она узнала из карточек, которые немногим раньше передал ей директор. Тем не менее ее безмерно удивляла навязчивость этих сновидений.

Другой сон Николь ничем не могла объяснить. В нем не было ничего, что хоть как-то можно связать с ее прошлым или хотя бы с запечатлевшимися в ее памяти образами. В нем она протягивала руку к парящему перед ней предмету, но не могла определить, где все это происходит. Лишь она сама и предмет, до которого она пыталась дотянуться, имели смысл и значение. Этот предмет был черным, но не блестящим, а матовым, размером с ее кулак, не больше. Николь понимала, что что-то побуждает ее схватить его. Когда ей это удавалось, она испытывала странное ощущение единения, словно эта штука всегда предназначалась только ей.

Накануне, сидя за столом у себя в кабинете, она вдруг обнаружила, что почти безотчетно рисует этот странный предмет. Она заштриховала его контуры карандашом, изобразив его таким же черным, каким он являлся ей во сне. Предмет имел форму девятки. Николь перевернула тетрадь. Теперь он походил на шестерку. Девушка раздосадовано вырвала лист с рисунком из тетради, скомкала его и швырнула в корзину для бумаг.

Наконец навязчивые образы этого дня оставили ее в покое. Впрочем, ее мозг все время напряженно работал. Николь встала с дивана, потянулась и решила спуститься вниз, на кухню, чтобы нарезать сыра и налить бокал вина. «До захода солнца еще далеко, есть время почитать в саду», — подумала она.

И вдруг раздался звонок в дверь. Это был тот же двухтоновый звук колокольчика, который она услышала, подойдя к этому дому впервые. Хотя коробка звонка находилась на кухне, его было слышно и в ее квартире.

Заинтригованная, она вышла за дверь и начала спускаться по лестнице. Она и представить себе не могла, кто бы это мог быть. Как у Мари, так и у садовника были собственные ключи. А для визита почтальона или какого-нибудь торговца было слишком поздно. Николь бросила взгляд на часы. Половина восьмого. У калитки тоже был звонок, но звучал он совершенно иначе: резко и на одной ноте. Это означало, что тот, кто звонит, подошел к входной двери.

Николь машинально поправила волосы и, прежде чем открыть дверь, включила свет в прихожей. Хотя на улице еще было светло, занавески и шторы на окнах создавали постоянный полумрак.

Она открыла дверь и оказалась лицом к лицу с привлекательным молодым человеком. Он смотрел ей прямо в глаза, и она не могла не отметить удивительную открытость и искренность этого взгляда. Наверное, на ее лице отразилось удивление, потому что юноша первым нарушил молчание.

— Но вы не… — нерешительно произнес он, сопровождая свои слова милой улыбкой.

Молчание ожидавшей продолжения фразы Николь его по-чему-то немного обеспокоило.

— Я хотел сказать… Дело в том, что я живу в доме напротив, через улицу, — поспешно заговорил он и отклонился в сторону, тыча указательным пальцем себе за спину Судя по всему, он показывал на свой дом, но не отводил взгляда от глаз девушки. — Я поселился в нем всего несколько дней назад и…

— И?

— Ну и у меня закончилась соль, — выпалил он.

— Что?

Должно быть, изумление Николь показалось незнакомцу забавным, потому что его лицо расплылось в улыбке.

— Простите, — слегка поклонился он. — Вы, наверное, приняли меня за полного идиота, и, возможно, не ошиблись. — Его улыбка стала еще шире, и Николь поймала себя на том, что любуется ямочками у него на щеках. — Но на днях я выглянул из окна и увидел в саду немолодую женщину. Она показалась мне очень милой. Я решил, что она — хозяйка дома… И вот сегодня я приехал из Парижа и начал думать, что бы приготовить себе на ужин. И вдруг я понял, что у меня нет соли. Тогда я решил зайти к соседям и одолжить немного. — Выдав такую длинную тираду, он ненадолго замолчал, а потом продолжил: — Но совершенно очевидно, что в саду я видел не вас. Быть может, это была ваша мама?