Читать книгу - "Вампирский Узел - С. П. Сомтоу"

Про себя мальчик горько смеется. Он знает, что духи давно мертвы. Бела они вообще были, духи. Только их тени пережили темные времена. Они притворщики и лицемеры, эти смертные люди. Они ничего не знают о моей горечи, о моей тоске. И. сейчас этой девушке предстоит умереть ни за что.

Предводитель уже подошел к алтарю. Он заносит нож, и свет свечей отражается на клинке. Юный вампир отступает еще дальше в сумрак и сливается с темнотой.

Участники действа — все как один — затаили дыхание. Девушка, привязанная так крепко, что даже не может пошевелиться, обмочилась от страха. Моча тонкой струйкой течет по камню.

Мягко, чудь ли не нежно предводитель вонзает нож в женщину, распростертую на алтаре. Делает красный надрез между ее грудей и ведет тонкую линию до волос у нее на лобке. Теперь запах страха становится просто неодолимым: он заглушает и аромат благовонных курений, и вонь от дымящейся плоти.

Мальчик чувствует, как внутри нарастает безумие. Он и раньше пьянел от чужого страха. Но сейчас он разозлен и старается подавить голод.

Человек в плаще собирает кровь девушки в чашу. Ее глаза широко распахнуты. Ее крик, заглушенный кляпом, звучит словно откуда-то издалека. Из другого мира. Предводитель входит во вкус и начинает импровизировать, вырезая узоры на животе связанной жертвы. Мальчику видно его лицо, безжалостное и безумное.

Ярость вскипает внутри — жгучая ярость при виде бессмысленного убийства. Вместе с запахом крови приходит и древний голод, клокочущий, рвущийся изнутри. Он срывается с места…

Он — дикий зверь, устремившийся за добычей…

Нож падает на каменные ступени. Предводитель кричит дурным голосом:

— Дух! Порождение тьмы! Я не знал… это была лишь игра…

Он понимает, что натворил. Он бежит. Ему показалось, он видел волка. Кто-то видел пантеру. Кто-то — чудовище из своих самых страшных кошмаров. Они бросаются врассыпную, они кричат. Их шаги почти не звучат в этом огромном пространстве, заполненном гулким эхом…

Но один все-таки остается на месте. Маленький мальчик… Его кадило валяется на полу… вампир видит его сквозь клубы дыма. Их взгляды встречаются.

— Погоди, — говорит мальчик-вампир. — Я не сделаю тебе ничего плохого…

Они смотрят друг другу в глаза. Вампир видит то, что он видел всегда. Ужас — неприкрытый, предельный, прозрачный. Неужели этот ребенок увидел его в истинном облике? Неужели чужая личина на миг соскользнула?

Теперь вампир узнает парнишку. Это Майлс, хорист. Всего час назад этот мальчик выводил высокое си-бемоль, выдирая ноту из воздуха. Это его неземной чистый голос мальчик-вампир услышал в далеком Лондоне и вычленил из миллионов других голосов, что терзали его нечеловечески острый слух, — голос, который своей красотой потревожил его не сон.

— Майлс.

Его голос звучит очень тихо. Полунасмешливый, получарующий — обольстительный голос. Но мальчика уже нет.

А потом запах крови накатывает волной и поглощает все чувства. Он поднимается к алтарю, где лежит девушка. Она истекает кровью, она умирает.

— Я не хочу тебя пить, — говорит он, но голод вздымается, как штормовая волна. Он развязывает веревки. Девушка больше не дергается и не рвется. — Ты, конечно же, девственница. — Теперь он вспомнил. — Они, всегда выбирают девственниц. — Он произносит слова, а она только смотрит на него. Зачарованно, благоговейно. — Сейчас я буду любить тебя так, как способны любить только мертвые.

Он пьет ее жизнь по глотку. Он впивает ее в себя. Тепло вливается в его вены. Умиротворяющее, трепещущее тепло. Его глаза наливаются кровью. Девушка шевелится в последний раз, издает тихий стон, умирает.

Завтра, как только поблекнет свет дня, он найдет себе дом и еще одну женщину с добрым лицом. Еще одну приемную мать. Он задержится здесь на какое-то время. Из-за этого чистого детского голоса. Здесь живет музыка — музыка, способная напоить теплом тысячелетний лед у него внутри…

наплыв: сейчас

Они очень похожи, Руди. Эти две женщины. Совершенно одно лицо. Ты веришь в переселение душ? Как ты думаешь, это возможно, чтобы все клетки тела в точности повторились в другом человеке?

Не знаю, мастер Тимоти.

Знаешь, для меня это очень заманчиво: верить, что периодически все повторяется. Цикличность… она оживляет монотонную скуку бессмертия.

Да.

Кажется, это 34-я улица. Надеюсь, к концу концерта вы уберете останки.

Конечно.

Останови здесь.

Да, мастер Тимоти.

огонь

Стивен Майлс стоит у окна в своем гостиничном номере и смотрит на зарево — пожар окрасил алым полнеба над городом. Его фрак небрежно валяется на долу. Телевизор работал весь день, хотя Майлс целый день провел в городе. Сначала — на репетиции, потом — на официальном и претенциозном коктейле, потом — на последнем в этом сезоне представлении «Гибели богов», потом — на дурацком приеме по этому случаю. Слава Богу, что он в свои почти семьдесят еще очень даже ничего. Этакий бодрый и крепкий старик.

Пламя пляшет над городом. Дым клубится в ночи. Стивену кажется, будто он чувствует запах дыма. Он любит смотреть на огонь. Всегда любил, еще с раннего детства… огонь пробуждал в нем безумие.

Пронзительно зазвонил телефон. Стивен чертыхнулся.

— Стивен Майлс слушает.

— Здравствуйте, это Ева Вайс. Я не поздно звоню? Никак не соображу, сколько у вас сейчас времени. — Слабый голос. Слышно отвратительно. Звонок явно с той стороны Атлантического океана.

— Вайс? А-а, из Мюнхена. Гете-Хаус. — Стивен быстро сообразил, кто это. — А откуда у вас мой номер?

— Мне его дал ваш агент. Я ему все объяснила, и он… пошел мне навстречу. У меня к вам предложение. Этим летом, я знаю, вы собираетесь к нам, в Германию, делать «Тристана»[4]в Винтертурме. А заодно, может быть, отдирижируете у нас Малера, Девятую симфонию? Концерт будет в Мюнхене. Видите ли, в чем дело… Ханс Шик очень болен. Врачи опасаются, что он просто не доживет до лета. А вам в любом случае нужен живой концерт Мадера в Германии, чтобы укомплектовать нашу серию классических записей, которые готовятся к переизданию…

— Они готовятся к переизданию? Кажется, в прошлый раз мне тоже пришлось подменять Шика в срочном порядке. Ладно, посмотрим. — Он бросил трубку и не стал поднимать ее снова, когда телефон тут же начал звонить опять. Руки болели. Ему бы следовало прекратить дирижировать пятичасовые оперы, завязать с этим делом еще лет десять назад. Но тут уже ничего не поделаешь. Так уж сложилась жизнь… бесконечный, безвыходный круг из заурядных оперных театров и малых концертных залов, периодические «прорывы», когда ему предлагают подменить кого-нибудь из приболевших великих маэстро («Стивен Майлс справился великолепно, хотя времени на подготовку было всего ничего»), и возможность погреться в лучах — не своей, а одолженной — славы.