Читать книгу - "Ужасы войны - Тим Каррэн"

кричит и вопит, но его заглушает еще более страшный звук: титаническое жужжание, настолько громкое, что оно оглушает.

Чувак кричит, когда  Пшеницу вырывают из его рук, подбрасывают вверх, как Говнюка, трясут яростно, будто выбивая из него сопротивление. Затем он разваливается, распыляется роящимися адскими мухами в красно-серую слизь из мяса, что разлетается во все стороны. Его голова катится по земле, на лице застыли ужас и агония.

Чувак выкапывается из песка. Он стряхивает его с очков. Он должен видеть. Это важнее, чем когда-либо, - увидеть, что идет за ним. Потому что оно идет за ним. Он знает это так же, как знает свое сердцебиение, свое лицо, ощущение своей кожи.

- Покажись, - говорит он в лицо яростной буре, сжимая М4 в руках. Теперь он увидит, что убивало их. - Давай же, черт возьми!

Песок кружится, и он видит тень внутри - крадущуюся, жуткую фигуру размером с двухэтажный дом, возвышающуюся над ним.

Теперь, исполненный фатализма, он поднимается на ноги. Он солдат по выучке и, возможно, по праву рождения, воин. Он не умрет, съежившись перед какой-то ползучей, рожденной в аду мерзостью. Хотя его живот сжимается от ужаса, а разум кипит от страха, мозг кажется вращающимся внутри черепа, он медленно шагает в воющий ветер и летящий песок, приближаясь к краю бури. В десяти футах от нее он заглядывает в ее крутящиеся внутренности, в ее изменчивую суть. То, что он видит, превращает его кровь в холодное, булькающее желе.

Глаз бури.

Он видит глаз бури.

И кричит.

Не один глаз, а два - два колоссальных, красных, кристаллических глаза, чьи призматические линзы дымятся и постоянно меняются. Он видит шевелящиеся, мертвенно-синие ротовые части, огромное циклопическое тело - зазубренное, как разбитое стекло, острое, как бритва, черное, состоящее из пульсирующих сегментов, - что затмило бы грузовик с прицепом... и крылья, четыре, а может, и шесть пар переливчатых крыльев, мембранных и изодранных, как гниющие занавески. Они хлопают с головокружительной скоростью, создавая демонический ветер, песчаную бурю и тот чудовищный, исполинский гул, что выключает его разум, как переключатель. Все это существо кишит миллиардами адских мух, они вырываются из него в вихрях, взбудораженных облаках и бурлящих тайфунах, жужжа и жужжа, покрывая его слоем в десять дюймов, пока мир не исчезает, и остается лишь голое безумие его мечущегося сознания.

* * *

Много-много недель после этого Чувака держат в психиатрическом крыле военного госпиталя. Он не знает, где. Он даже не знает, кто он и какая трагическая череда событий привела его туда. Он знает лишь то, что ему говорят: он единственный выживший из ночного патруля в Ираке.

Он рассказывает им многое, но они не слушают. Они утверждают, что он агрессивен, страдает бредом, травматическими галлюцинациями и различными нейрокогнитивными расстройствами. Его привязывают к кровати, чтобы он не навредил себе, накачивают торацином, лоразепамом и оланзапином, среди прочего.

То, что он хочет сказать, они не слышат. Все смотрят на него с жалостью в глазах и пустыми лицами. Они соглашаются с его словами, но не понимают их.

Иногда он говорит вполне связно о Повелителе Мух и песчаной буре, о грехах прошлого, об угрозе будущего, но они не слышат. Они не хотят внимать его мукам, его страданиям, его знанию о том, что он гниет изнутри, как труп, что он беременен смертью.

Ночью появляются адские мухи. Они покрывают стены, жадные и жужжащие, набухшие от яиц. Никто, кроме Чувака, их не слышит. Никто, кроме Чувака, их не видит. Это его проклятье, потому что он заглянул в злобные глаза Повелителя Мух.

Обычно около полуночи он становится неуправляемым. Тогда адские мухи обрушиваются на него, покрывая его ползающими лапами и кусающими ртами, источая трупную слизь и пронзая его хоботками. Тогда он кричит. Извиваясь под липкой пленкой, что они оставляют на нем, он задыхается, впадая в маниакальное состояние, которое его врачи называют острой бредовой паразитофобией.

Но это потому, что они не знают его агонии. Ужасного грызения изнутри, когда отложенные яйца адских мух вылупляются, и личинки начинают пожирать его, извиваясь под кожей, питаясь им и с мрачной радостью пережевывая его нервные окончания.

Перевод: Грициан Андреев

"Проект "Процион"

Никогда не думайте, что война, какой бы необходимой она ни была, и насколько бы оправданной она ни была, не является преступлением.

- Эрнест Хемингуэй

Это была простая работенка, и Финн получил ее, потому что был настоящим героем маленького, процветающего городка.

Когда он вернулся в Кенберри-Крик с Тихого океана, люди не могли ему угодить.

Они все хотели услышать, как он дал япошкам жару на Гуадалканале. Словно он был там один...

Иногда он и сам начинал верить в свои рассказы... По крайней мере, пока не просыпался среди ночи весь в холодном поту, крича от кошмаров, где перемазанные кровью японские солдаты вновь и вновь, как обезумевшие, фанатично бросались в атаку из горных ущелий.

Но, несмотря на это, он делал все возможное, чтобы показать себя суровым, крутым морпехом и защитником свободы.

Благодаря этому у него появились бесплатные обеды, свидания с красотками и даже билеты на премьеры в "Риальто" на Мейн-стрит.

Если они хотели верить, что он - жестокая, пуленепробиваемая машина для убийств, пусть будет так.

Он ведь не идиот: дареному коню в зубы не смотрят.

Он играл свою роль, а они все съедали и не давились.

И цена этому - его нервы и левая нога.

Не прошло и двух недель с его возвращения, как ему предложили работу на Блю Хиллз - бывшем заводе по производству пестицидов. Но все это было прикрытием для научно-исследовательского центра вооружения оборонного ведомства для целей войны. Нечто, под названием "Проект Процион".

Все, что там происходило, стояло под грифом "строго секретно".

А работа Финна заключалась в том, чтобы проверять на входе и выходе пропуска и удостоверения личности.

Платили отлично, к тому же, оставалась куча времени, чтобы читать журналы.

Финн был человеком ленивым, и после Гуадалканала он твердо решил начать жизнь спокойную и ленивую.

* * *

На следующий день после Хеллоуина 1943 года ему пришлось выйти в ночную смену, потому что двух других охранников призвали в армию.

Он приехал на Блю Хиллз, переоделся, взял в кафетерии чашечку кофе и направился в будку охранника.

Ему повезло. На предприятии настолько не хватало рабочей силы, что сюда взяли даже парочку пенсионеров.

Одним из