Читать книгу - "Хозяин Чураево. Исчезнувшие в снегах - Елена Владимировна Ляпина"

родом из этих мест, и живу здесь недалеко. Тут у половины населения такая же фамилия.

– А кем ты работаешь?

– Лесорубом, – ответил он.

– Лесорубом? – переспросила я.

Вот почему Роберт был такой сильный, такой мускулистый. Всё от того, что он не сидел сиднем в офисном кресле, а занимался физической работой. Наверное, его и простуда так просто не возьмет и никакой вирус не одолеет, когда как мой Никита валился с температурой даже от легкого сквозняка. Как и я, в принципе, тоже.

– Да, в нашем лесничестве, – ответил Роберт.

– Это ты на работе получил такие отметины? – спросила я, проведя рукой по его рубцам на щеке и груди.

– Нет. – Роберт передернул плечами и сурово сдвинул брови.

– Тогда где?

– Это ожоги из-за пожара, – отмахнулся он.

– В лесу?

– Нет, наш дом сгорел, – нехотя ответил он.

– О, боже, – прошептала я. – Прости, я не знала.

– Я тогда мелкий был, четырнадцать всего, и я спал в тот момент, не знаю из-за чего загорелось. Меня вытащили, а мать и отчим не спаслись, – рассказал он и опустил голову. Наверное, ему было тяжело вспоминать об этом.

– Это ужасно, – прошептала я. Обняла его и прижала к себе, почувствовала, как сильно бьется его сердце. Я никогда не встречала людей, перенесших такую трагедию, и не знала, что ему сказать в утешение. – Наверное, ты до сих пор переживаешь и грустишь о них?

– Не особо, – глухо ответил Роберт, высвобождаясь из моих объятий. Поймав мой недоуменный взгляд, он пояснил: – Матерью она была такой себе, ей было плевать на меня, она только и делала, что сыпала проклятья на моего настоящего отца, который бросил её одну несчастную и беременную, что из-за меня ей пришлось уехать из большого города и вернуться в убогую деревню, где нет толком работы. Она всё время ныла о своей загубленной молодости и заливала горе водкой в компании с отчимом. Хотя, да, по ней я бывает скучаю, всё же мать, какая бы ни была. А вот по отчиму нет, он меня жестоко избивал, за любую провинность наказывал: морил голодом, закрывал в холодном подполе в тесном ларе с картошкой, куда часто наведывались крысы, или нещадно хлестал плетью. Была у него такая, с деревянной рукоятью, с кожаной плетивой, заканчивающейся пятью хвостами с узелками, куда ещё вплетались свинцовые шарики. До сих пор у меня кое-где отметины от неё остались. Так что хорошо, что отчим сгорел вместе со своей плетью, – зло закончил он. – А мать жаль.

Роберт замолчал, смотря мне в лицо, держа меня за руки, видимо, ждал от меня какой-то реакции. Но я тоже молчала, я была ошарашена услышанным. Мне казалось, что в такой ситуации неуместно сидеть на столе с голой попкой, со спущенными до коленей трусиками, я хотела натянуть их на себя, но он не отпускал мои руки.

– Зато потом я встретился со своим родным отцом, которого до этого никогда не видел, – сказал Роберт, и его глаза блеснули в темноте. – И он очень многое для меня сделал.

Он отпустил мои руки, и я обняла его, прижала к себе крепко-крепко. И тут почувствовала, как с моих ног на пол слетают трусики.

Глава 8. В кабинете следователя

28 февраля 2014г.

д. Чураево

Вот уже месяц как Андрей жил в доме у Олефтины. Иногда ему казалось, что он здесь и вовсе один, а баба Оля ему просто мерещится. Настолько бесшумно она передвигалась по горнице: не скрипели половицы под её ногами, да и сама она никогда не охала, не стонала, не жаловалась на старость, ничем не брякала, ничего у неё не падало, не грохотало и не вырывалось из рук. Она вообще не казалась ему дряхлой столетней старушенцией, несмотря на седину и глубокие морщины, наоборот, была довольно ловкой, ходила всегда с прямой спиной, а её глаза лучились небольшим озорством, и в тоже время в них была строгость, житейская мудрость, ух, а поучать она умела, на всё у неё находились советы.

В избе всегда было чисто и прибрано, вкусно пахло пирогами или блинами, или ещё какой-либо стряпней, только что вынутой из русской печи. Олефтина всё делала проворно иногда напевая старинные песни, иногда рассказывая сказы и предания, если Андрей в это время находился на кухне. Он любил эти вечера, когда за окном трещал мороз (в Чураево они всегда были лютые), а дома тепло, и весело потрескивали поленья, то слушать Олефтину было одно удовольствие. Она не спрашивала его, с чего вдруг он вернулся обратно в Чураево, будто наверняка знала; и Андрей не спешил откровенничать.

Он тоже не сидел без дела: и дрова колол, и снег разгребал, за козами и курицами ходил, да и где что починить нужно было в доме или в конюшне – всё делал, без понукания, сам видел работу, всё же в деревне вырос. И много думал, о том, что случилось, и о том, как ему дальше быть, не век же у Олефтины скрываться.

Полиция из большого города приезжала дважды. Первый раз просто подъехали к пустому дому, походили вокруг, посмотрели – ничего не насмотрели, с тем и уехали. Андрей наблюдал за ними из-за забора. «Бэху», конечно, к тому времени он давно уже отогнал, Олефтина указала куда лучше спрятать. И метель замела все следы.

А вот во второй раз приехал уже следователь, молодой парень, на вид ему было не больше тридцати. Этот оказался пронырливый, любопытный. Проверил не только дом и двор, не побоялся высоких девственных сугробов в своих новых ботиночках на тонкой подошве, но и к Олефтине постучался. А она будто знала об этом, загодя велела Андрею все свои вещи и чемоданы на чердак снести, да и самого его туда загнала.

– Максим Романович Сумжинов, следователь, – громко произнес полицейский, боясь, что старушка глуховата. И показал ей раскрытое удостоверение в красной корочке. – У нас есть к вам пара вопросов, можно войти?

– Можно, от чего нельзя, – разрешила