Читать книгу - "Ужас в музее - Говард Филлипс Лавкрафт"

Он снова задохнулся, а потом нервно затряс головой и судорожно загримасничал. Казалось, это на время успокаивало его.

— Мое изобретение надобно испытать. Вот оно — перед вами. Проволочный шлем, или наголовная сетка, весьма эластичен и легко надевается. Шейный ремешок затягивается, но не душит. Электроды касаются лба и черепа в области основания мозжечка — этого вполне достаточно. Выведите из строя голову — и какие другие органы смогут функционировать? Эти болваны в Олбани со своим резным дубовым креслом считают, что человека нужно прошибать током с головы до пят. Идиоты! Или они не знают, что стрелять в грудь нет необходимости, коли мозги уже выбиты? Я видел смерть солдат на поле боя — мне лучше знать. И потом эта дурацкая мощная электроцепь, генераторы и все такое прочее. Почему они не пожелали посмотреть, чего я достиг с помощью одного лишь аккумулятора? Никто меня не выслушал… никто не знает… я один владею секретом — вот почему я, Кетцалькоатль^[28] и Уицилопочтли будем одни править миром. Я и они — коли я им позволю, разумеется… Но мне нужны подопытные экземпляры… экземпляры… И знаете, кого я выбрал первым?

Я попробовал перевести беседу в шутливое русло, мгновенно взяв дружески-серьезный тон, призванный подействовать успокаивающе:

— Среди политиков Сан-Франциско, откуда я родом, найдется немало отличных экземпляров! Они остро нуждаются в вашем лечении, и я бы с удовольствием посодействовал внедрению вашего метода. Но если серьезно, мне думается, я и вправду могу помочь вам. Я имею некоторое влияние в Сакраменто, и, коли вы вернетесь со мной в Штаты, когда я закончу свои дела в Мексике, я позабочусь о том, чтобы вас выслушали.

Незнакомец ответил спокойно и любезно:

— Нет, я не могу вернуться. Я поклялся никогда не возвращаться туда после того, как эти преступные негодяи в Олбани отвергли мое изобретение и приставили шпионов следить за мной и обкрадывать меня. Но для экспериментов мне нужны американцы. Чертовы латиносы прокляты богами, а потому слишком слабы и уязвимы. Чистокровные же индейцы — истинные сыны Пернатого змея^[29] — священны и неприкосновенны, за исключением немногих, предназначенных для ритуальных жертвоприношений… но даже этих немногих должно умерщвлять сообразно с требованиями обряда. Мне надо найти американцев, не возвращаясь в Америку, — и первый человек, выбранный мной, удостоится особо высокой чести. Вы знаете, кто он?

Я отчаянно тянул время.

— О, если дело только в этом, я в два счета найду вам дюжину превосходных экземпляров, когда мы доберемся до Мехико! Я знаю места, где полно ничтожных горнорабочих-янки, которых долго никто не хватится…

Но он прервал меня неожиданно властным тоном, исполненным подлинного достоинства:

— Довольно — мы уже потратили уйму времени на пустую болтовню. Встаньте и выпрямитесь, как подобает мужчине. Вы и есть экземпляр, выбранный мной, и в ином мире вы возблагодарите меня за оказанную вам честь, как жертва ритуального заклания благодарит жреца, вознесшего ее к вечной славе. Совершенно новый принцип — никто на свете даже не помышлял о таком аккумуляторе, и, возможно, человечество не сумело бы изобрести ничего подобного и за тысячу лет экспериментаторской деятельности. Вы знаете, что в действительности атомы совсем не такие, какими кажутся? Жалкие идиоты! И через сто лет какой-нибудь болван еще будет гадать, не следовало ли мне оставить человечество в живых!

Когда я встал, подчиняясь приказу, незнакомец вытянул из саквояжа еще несколько футов шнура и, с выражением неподдельного восторга на загорелом бородатом лице, подступил ко мне, обеими руками подымая над моей головой проволочный шлем. В тот момент он походил на вдохновенного эллинского мистагога или иерофанта.^[30]

— Вот, о юноша, божественный эликсир! Вино космоса… нектар звездных бездн… Лин…^[31] Иакх…^[32] Иалмен…^[33] Загрей…^[34] Дионис… Атис…^[35] Гилас…^[36] отпрыск Аполлона, растерзанный аргосскими псами…^[37] сын Псамафы… дитя солнца! Эвоэ! Эвоэ!^[38]

Он снова говорил напевным речитативом и на сей раз, похоже, мысленно перенесся в античную эпоху, которую изучал в университетские годы. Я заметил, что электрический провод болтается у меня над самой головой, и попытался прикинуть, удастся ли мне дотянуться до него, для отвода глаз сделав какой-нибудь жест, сообразный с ритуальным настроением безумца. Попробовать стоило, и потому я с антифональным возгласом «Эвоэ!» воздел руки в торжественной обрядовой манере, надеясь незаметно дернуть за шнур. Но ничего не вышло. Мужчина разгадал мое намерение и живо поднес правую руку к карману, где лежал мой револьвер. В словах нужды не было, и несколько мгновений мы стояли неподвижно, точно каменные изваяния. Потом он негромко промолвил: «Поторопитесь!»

И вновь я отчаянно напряг ум в поисках пути к спасению. Двери в мексиканских поездах, как я знал, не запирались, но мой попутчик легко опередил бы меня, попытайся я отомкнуть щеколду и выпрыгнуть. Кроме того, мы неслись с такой скоростью, что, если бы попытка увенчалась успехом, участь моя наверняка оказалась бы столь же прискорбной, как и в случае неудачи. Оставалось одно — тянуть время. Значительная часть из трех с половиной часов уже осталась позади, а тотчас по прибытии в Мехико кондукторы и вокзальная полиция обеспечат мою безопасность.