Читать книгу - "Последние дни Нового Парижа - Чайна Мьевилль"

Ходячий осколок, огромный белый кусок чего-то сломанного.

Арийские крепкие ноги, мускулистые, как это заведено в Рейхе, топчут пыль. На высоте третьего этажа – талия, над которой останки сломанного торса, массивная обезглавленная развалина. Правая сторона – осыпающийся каменный склон, левая – кусок туловища вплоть до подмышки, где еще болтается обрубок бицепса.

У ног существа суетятся солдаты Вермахта и эсэсовцы. В облаке дыма цвета коросты появляется знакомый внедорожник.

– Это что за чертовщина? – кричит Тибо. «План “Рот”»? – думает он. Этот осколок громадной статуи – и есть проект нацистов?

– Не чертовщина, – отвечает Сэм. – Это маниф. Брекеровский.

– Брекер?! – кричит Тибо. – Как они заставили эту штуку ожить?

Громадные, китчевые, старомодные мраморные изваяния Арно Брекера таращатся пустыми глазами, воплощая собой лишь жалкое подобие мастерства. Эти слащавые сверхчеловеки даже в Париже упорно не желали оживать – по крайней мере, так думал Тибо. Но теперь мраморные ноги топают все ближе.

Когда-то это был человек из белого мрамора, выше церкви, хлопающий в каменные ладоши; теперь он треснул и раскололся, одна половина пропала, другая все еще передвигается. Может ли умереть живое произведение искусства? А способно ли оно жить, прежде чем умрет?

– Они его снова подняли, – шепчет Сэм.

– Снова?

Щелчок затвора. Останки брекеровского манифа пошатываются, как будто от этого звука их ударило мощным порывом ветра. Существо взмахивает обрубком руки, восстанавливает равновесие и продолжает приближаться, выворачивая деревья с корнями. Оно переходит на бег.

Солдаты бегут следом с винтовками наготове. Пыхтит внедорожник. В нем водитель, которого они уже видели, и мужчина в полном церковном облачении, а еще – двое в штатском. На этот раз Тибо видит лицо священника – обрюзгшее, в морщинах, порочное – и узнает его по сводкам новостей, по плакатам.

– Алеш! – кричит он. Это Алеш собственной персоной. Священник-вероотступник, глава городской демонической церкви.

Пехотинцы бегут на Тибо, Сэм и изысканный труп. Сломанный нацистский маниф топает следом.

Тибо стреляет без толку. Каменная нога поднимается, демонстрируя каменную ступню. Тупо уставившись на нее, партизан понимает, что этот маниф выглядит наиболее живым именно в таком ракурсе, потому что на подошве множество складок, бородавок, мозолей. Ступня опускается. Тибо прыгает, заимствуя отвагу у пижамы. Рубашка надувается, как парашют, грязная ткань хлопает на ветру. Пули попадают в него, но хло́пок затвердевает и превращается в броню.

Он стреляет на лету, но не в разбитого манифа, а мимо, поверх голов пехотинцев – по внедорожнику, который держится позади. Водитель дергается, из его рта хлещет кровь, машину заносит, и в тот же миг изысканный труп каким-то образом хватает Тибо и утаскивает прочь от опасности так быстро, что дух вон. Маниф пыхтит, и два ближайших солдата с воплем складываются, превращаясь в ничто, а вместо них на прежнем месте остаются только их карандашные наброски. Тибо видит, как внедорожник несется, разбрасывая землю, и с ужасным скрежетом металла врезается в стену собора.

Брекеровские ноги бегут и с размаха бьют изысканный труп в самую сердцевину его скомпонованного из частей тела. Сюрреалистический маниф сильно шатается, качается, и от него отваливаются куски. В черном небе что-то вертится.

Сэм прячется за выступом стены, перестрелка и всплески гестаповской магии не дают ей покинуть убежище. Она опять нацеливает камеру, и Тибо видит, как из объектива в солдат ударяет струя дурной энергии. Сэм делает снимок и отшвыривает противников прочь. Она фотографирует и брекеровские ноги, но они успевают подготовиться к удару – и бросаются к ней.

С внезапной холодной отстраненностью наблюдая за тем, как сломанный брекеровский маниф выдерживает натиск, как оставшиеся солдаты бросаются в атаку, Тибо понимает, что, несмотря на неведомую силу, которую Сэм направляет с помощью линз своего фотоаппарата, несмотря на безмолвную поддержку изысканного трупа, они проиграют эту битву.

Он достает из кармана марсельскую карту. И разыгрывает ее.

Сирена замочных скважин обретает плоть. Между Тибо и солдатами и огромным нацистским манифом появляется ясноглазая женщина в опрятном, но старомодном наряде. Она не похожа на человека. Линии ее фигуры не имеют ничего общего с материей.

Она что-то бормочет. Тибо видит перед собой образ Элен Смит, экстрасенса, умершей двадцать лет назад и воплощенной в карте, глоссолального^[34] медиума странного, воображаемого Марса. Память Смит почтили, наделив ее обликом новую карту в новой колоде, сотворив ее аватару. Замочные скважины – масть, символизирующая знание. Сирена что-то пишет в воздухе пальцем. Светящиеся буквы не принадлежат ни к одному из земных алфавитов.

Немецкие пули отскакивают от нее, словно капли дождя. Буквы, которые пишет Смит, потрескивают, и в небе начинается движение. Ночные тучи клубятся. Спускается, надвигается пламенеющий круг – греза воплощенной грезы, маниф, сотворенный манифом, призванный чарами Смит дисковидный марсианский корабль.

За внезапно замершими мраморными ногами Тибо видит священника и другого человека, которые выбираются, спотыкаясь, из дымящейся машины. Они отступают, поддерживая друг друга, все дальше и дальше, и он не может прицелиться, они уходят от него, за пределы его поля зрения. Тибо все равно стреляет, однако он не может сосредоточиться, потому что Смит-из-колоды призывает все новые марсианские корабли и самих ультрамарсиан, похожих на троллей. В этот миг все внеземные сущности, с которыми контактировала Смит, существуют на самом деле – они спускаются с небес, врываются в реальный мир, стреляют. Сирена замочных скважин ликует.

Молнии вспыхивают, сплетаются, плавят металл. Низвергается пламя, оставляя дыры в земле. Шквал огня с небес поглощает нацистов и их сломанного гиганта-манифа. Наступает катаклизм света и звука.

В конце концов им на смену приходят тишина и темнота.

В небе пусто. Смит ушла. Карты больше нет. Мокрые башни Нотр-Дама трясутся. Из поврежденных швов струйками брызжет уксус.

Там, где атаковали воображаемые марсиане, земля превратилась в стекло. Умирающие бьются в конвульсиях между ногами брекеровского манифа. Большая часть этих ног превратилась в пыль, мраморные ступни обуглились. Они не шевелятся. Они медленно утопают в пропитавшейся уксусом грязи.

Сэм бежит мимо изысканного трупа. Тот дрожит – он ранен, но держится на ногах. Она делает снимки, что-то трогает, тыкает дымящиеся останки. Ее камера – снова обычный фотоаппарат. Подбежав к покореженной машине, девушка без видимых усилий вырывает водительскую дверь и, не обращая внимания на труп водителя, роется внутри.