Читать книгу - "Тень мальчика - Карл-Йоганн Вальгрен"

Дети совершенно сошли с катушек – после школы в понедельник они всегда немного не в себе, а тут еще провели выходные с Улой и Эрикой. Те занимались своим недавно появившимся на свет младенцем, и до старших детей Улы им дела не было. Арвид и Лиза выпадали из семейного созвездия, и они это чувствовали. Она пыталась объяснить их переживания Уле, но безрезультатно. Не лезь в мою жизнь, сказал он. Вот и все.

Эва никак не могла сообразить, почему все так сложилось. Не она одна в разводе. Скорее всего, это связано с ее рабочим графиком в самом начале. Она тогда была дежурным прокурором и возвращалась домой после дежурств только утром в понедельник. С тех пор так и повелось, хотя уже несколько лет, как она получила нормальную должность в отделе по борьбе с экономическими преступлениями. Попыталась изменить что-то, договориться, чтобы забирать детей в пятницу, как обычно делают разведенные родители, но Ула не захотел. Его все устраивает.

Она услышала детские голоса еще из-за двери. Арвид верещал что-то по поводу пропавшего бакугана – она так и не могла понять, что это за штуки: странные фигурки, которые можно свернуть в шарик. Эти бакуганы, похоже, занимали непостижимое, но в высшей степени важное место в душе пятилетнего мальчика. А Лиза во весь голос пела какую-то детскую песенку и не могла остановиться.

Ула рычал в тамбуре. Видно, они ему порядком надоели – торопился к ее приходу одеть детей и, как только она откроет дверь, поскорее выпроводить. Только не вступать с ней в разговоры. Подтолкнуть детей и захлопнуть за ними дверь – как можно агрессивней.

Подонок. Но дети его любят. Им нужен отец, и она не имеет права лишить их права его видеть.

В подъезде сильно пахло кухонным чадом. Халтурное строительство начала восьмидесятых, но место неплохое – дом воткнут между статными зданиями ар-нуво на Рингвеген. Когда Ула через два месяца после развода съехался с Эрикой, он, естественно, постарался выбрать жилье как можно дальше от их старой квартиры на Санкт-Эриксплане. Крупный специалист по части строить ей козни. Ей иногда казалось, что он строит козни даже во сне.

Эва посмотрела на табличку над почтовой щелью. Вестин. Она оставила себе эту фамилию, потому что девичья раздражала ее еще больше. Невероятно, что они так долго выносили друг друга. И в этом только ее заслуга. Она тщательно скрывала, кто она есть, ей и в самом деле хотелось стать частью его буржуазного существования. Но в конце концов он разглядел что-то за тщательно продуманным фасадом, разглядел ее слабости, с которыми не смог и не захотел мириться.

Она подняла руку, чтобы позвонить, но засомневалась. Голос Эрики – она визгливо крикнула что-то Лизе: заткнись, мол, кончай выть, маленькому надо спать. А почему бы тебе самой не заткнуться, сука? Адвокат… как и Ула. Они познакомились на работе. Роман начался наверняка задолго до того, как Эва с ним развелась.

Критически посмотрела на свое отражение в зеркале на площадке. Не сказать, чтоб приодета… наоборот. Скорее недоодета. Даже не то, что принято называть «для каждого дня». Кроссовки – потертые, но не специально, а от старости. Джинсы. Куртка с капюшоном неопределенно-серого цвета. Ей сорок два, но молодые парни все еще на нее оглядываются. Сама не понимает почему. Что их привлекает? Никогда не считала себя красавицей. И это вовсе не выражение женского комплекса неполноценности – нет, просто ощущение собственной неотразимости не входило в выстроенную ею для себя картину существования.

Лампа дневного света на потолке неожиданно мигнула несколько раз и опять загорелась ровным светом. Она провела рукой по шарфу. Почти забытый жест. Еще с тех времен, когда рубцы были заметны. Эва постоянно прикрывала их шейным платком или шарфиком, пока за дело не взялись пластические хирурги. Теперь рубцов нет, а привычка трогать шею осталась. Память, откуда она взялась в этом мире. И память о тех, теперь уже смутных, но иногда выплывающих постыдными картинками временах. Даже не постыдными, а… в общем, лучше бы их не было. Она никогда и никому не рассказывала о них. Даже Уле. У каждого есть воспоминания, от которых передергивает. Но что было – то было.

Набрала в грудь воздуха и нажала кнопку – и услышала, как дети в восторге завизжали: «Мама!» Дверь открылась, и они вывалились ей навстречу, как два веселых медвежонка. Сначала Лиза, в кожаной курточке, купленной ей на день рождения в позапрошлом году. Куртка давно тесна, но она упорно отказывалась с ней расстаться. И Арвид. Артист, притворяется, что насупился, хотя она прекрасно знает, как он рад ее видеть.

– Привет, мои дорогие.

– Мама, почему так поздно? Уже девятый час!

– Простите, милые, такой трудный день на работе…

– А какого черта ты не позвонила?

Ула, как всегда, в боевой стойке. Его агрессивный тон прозвучал нелепым диссонансом в этой куча-мала теплых детских телец и поцелуев. Но она не даст себя спровоцировать.

– Я звонила. Было все время занято. А ты разве не получил сообщение?

Он протянул ей детские рюкзаки.

– Расписание Лизиных футбольных тренировок изменилось, – мрачно произнес Ула. – Теперь по четвергам.

– Ты же знаешь, что у меня четверги заняты. А что, не было вариантов? Другая группа или что-то в этом роде?

– В мои обязанности не входит следить за твоим графиком. А Лизе хотелось бы продолжать в этой группе, у нее там полно друзей. Так что либо меняй свое расписание, либо подкладывай Лизе свинью.

Не попадаться в ловушку. Не начинать спорить.

– О’кей, что-нибудь придумаем. Ну что, дети? Готовы? Машина у подъезда.

– Ты опять неправильно припарковалась, мама? Тебе опять прилепят штраф, как в тот раз.

– Обязательно прилепят. Если вы не поторопитесь.

– Ну, мама… придет полицейский, а ты скажешь, что тоже работаешь в полиции, и они ничего тебе не сделают.

– Нет, Арвид, – сказала Лиза учительским голосом. – Те, кто лепят штрафы, не работают в полиции. Это такие специальные надзиратели. Лапп-Лизы[4].

Поодаль в холле стоит Эрика с младенцем на руках. На десять лет моложе. Откуда-то из провинции, Вермланд, что ли… Делает карьеру в той же адвокатской конторе, что и Ула.

– Мам, мы завтра должны прийти в садик со своими игрушками. Я хотел взять зеленого бакугана и никак не найду. И папа не нашел.

– Он у тебя дома, малыш, лежит на постели. Ты его забыл взять.

Такое облегчение мелькнуло в глазах мальчика, такая чистая, незамутненная радость, что у нее навернулись слезы на глаза.