Читать книгу - "Пособие для внезапно умерших - Анна Фауст"

Неожиданно я просыпаюсь. По крайней мере, открываю глаза.

Ну почему в этом таинственном и святом месте все мои грезы носят такой постыдно-эротический характер? В Иерусалиме этакого даже и близко не было. И тут я понимаю, что это не фантазия. Оно случилось со мной, произошло в реальности, а я задвинула это куда-то далеко-далеко. Ну, почему мне так стыдно? Почему я до сих пор не смогла избавиться от стыда за свои желания? Ведь климакс на носу, а я все как воспитанница монастырского пансиона в дортуаре, когда входит строгая монахиня, откидывает мое одеяло и видит, что я что-то делаю руками у себя между ног….

Оказывается, прошло совсем немного времени. Наш замечательный предводитель Саша предложил подняться в монастырь Селунг – ворота внутренней коры. Во внутреннюю кору можно пускаться, только тринадцать раз совершив внешнюю. Но русских туристов местные обычаи еще никогда не останавливали.

– Всего 4 километра, – уговаривал Саша, не предупредив, что это 4 километра крутого подъема по узкому каменистому руслу ручья. И я зачем-то с ними со всеми потащилась. В результате они доползли за два часа, а я за три. Наш предводитель Александр почувствовалсебя обязанным просветить нас. «Это буддийский монастырь», – торжественно произнес он.

В этом монастыре служило всего четверо монахов. Один из них, наверное настоятель, в старом-престаром мормотовском свитере (может быть, пожертвованном кем-то из паломников) поверх красно-оранжевого буддистского одеяния и в раздолбанных кроссовках, так ласково нам всем улыбался, что мне захотелось остаться в этом монастыре. Не выходить обратно под пронизывающий ветер, поговорить с этим монахом. А еще – чтобы он положил свои руки мне на голову.

Он, словно почувствовав мое движение, подошел ко мне и на чистейшем английском сказал: «Очень скоро тебе станет легче». Потом подумал и добавил: «Мы еще увидимся с тобой». У меня не возникло и тени сомнения в том, что он знает, о чем говорит, и к тому же совершенно пропало желание тащиться по пути коры вместе со всей группой и ночевать в гестхаузе на голых досках.

– Нельзя ли мне побыть с вами еще немного? – с надеждой спросила я, и добавила: – Учитель.

«Учитель» по-тибетски будет «Муршид». Его глаза смотрели на меня с сочувствием, он жестом пригласил меня сесть на циновку рядом с ним. Я, обрадовавшись, решила продемонстрировать, что тоже немного продвинута, и села в «лотос». Он улыбнулся, видимо, мое намерение его позабавило, и сказал:

– Хорошая девочка. Как ты думаешь, зачем тебя сюда привели?

Ох, какая это была странная и тревожащая фраза.

Тут к нам подошел Вадим. Монах очень внимательно посмотрелна него. Что-то мелькнуло в его глазах… И, хотя мне очень хотелось спросить, кто меня привел, но в присутствии Вадика продолжать этот разговор было не с руки.

Вадим, почувствовав, что происходит нечто интересное, решил поучаствовать в разговоре: «А кто может стать монахом?»

– Тот, кто готов, – коротко ответил учитель. Он так и не пригласил Вадима присесть с нами, и Вадик обиженно отошел. Зря.

А я поняла, что у меня язык не поворачивается рассказать этому продвинутому монаху про свои мелкие девичьи проблемы.

Тем более что он, судя по всему, и так все понял. Но при этом мне очень хотелось оставаться рядом с ним. Такого покоя я не испытывала давно.

– Конечно, оставайся сколько хочешь, – продолжая улыбаться, Учитель прикрыл веки и погрузился в медитацию. Я готова была поклясться, что губы его не шевельнулись. Но это уже было неважно по сравнению со всем происходящим. Я тоже прикрыла глаза и почувствовала, что он слегка шлепнул меня по груди над сердцем.

И в тот же момент с дыханием моим что-то случилось, тело как будто омертвело, но еще никогда в жизни я не чувствовала себя такой живой. Ощущение собственной личности не было больше ограничено телом, и я с закрытыми глазами видела всех паломников, бредущих вокруг горы, и нашу группу, спускающуюся от монастыря по руслу ручья… Я воспринимала все одновременно, и горы совершенно не были препятствием для моего нового панорамного зрения. А потом возник солнечный свет, который залил всю картину, и она растворилась в этом сиянии, как кусок сахара растворяется в стакане с кипятком. Водопад счастья обрушился на меня, оглушив, и я поняла, что я и космос – одно целое, что блаженство – в слиянии с космосом, во всепроникающей и созидающей любви, которая и есть свет.

Внезапно дыхание возвратилось в легкие. С почти невыносимой мукой я осознала, что необъятность и слияние утрачены, а я снова нахожусь в смирительной рубашке своего тела.