Читать книгу - "Зазеркалье. Записки психиатра - Наталия Юрьевна Вико"

Ознакомительный фрагментсмущенно улыбнулся он, – я так трусил, что ухватился за край стола обеими руками! Я просто усмотрел в вашем жесте некое тайное значение и понял, что должен пройти через огненное посвящение. Впрочем, я был бы совершенно счастлив, если бы вы продолжили свой рассказ обо мне. Нам ведь только кажется, что мы хорошо знаем себя…

– Хорошо. Я продолжу.

Владимир устроился поудобнее.

– Что ж, – Миссис Бриксон, полуприкрыв глаза, на мгновение задумалась, – я вижу, что в вас очень рано проявилось мистическое начало.

– Мистика – логика небес, – не удержался гость.

– Очень рано, – чуть поморщившись, продолжила хозяйка, – вас посещали видения. Вы чувствовали себя очень одиноким среди людей, потому что долго не могли найти самого себя. Ваша вера в Бога была в один день опрокинута вместе… – она запнулась, будто удивившись собственным словам, – с поверженным крестом…

«Поверженный крест… постыдное воспоминание! Хотя было и такое. До сих пор перед глазами стоит искаженное гневом лицо местного мужика», – Соловьев опустил глаза, пряча от хозяйки мысли.

Подростком он действительно пережил религиозный кризис, завершившийся победой атеизма. Стал последователем нигилистически настроенного философа и писателя Писарева и… выбросил в сад все иконы. А однажды, гуляя с братом в Покровском-Глебово, забрел на кладбище и там, внезапно впав в какое-то безумное состояние, повалил крест на одной из могил и принялся прыгать на нем. В чувство своим криком и кулаками его привел местный мужик.

– …да, с поверженным крестом, – повторила Сивилла. Ее взгляд был направлен чуть выше головы гостя, словно она внимательно всматривалась в то, что находится за его спиной. – Но это длилось недолго. Вы вновь обрели Бога, но пришли к нему не через чувство, а через разум…

«Да-да, именно так», – мысленно согласился Соловьев.

– Сейчас вы увлекаетесь спиритизмом. – Хозяйка взглянула ему прямо в глаза. – Да, я вижу – заговорила она нараспев, – вы са-а-ами прекра-а-асный ме-е-едиум… о-о-очень редкий… редкий ме-е-едиум. Вы верите во все сверхъестественное, но не уверены в себе… не уверены…

Соловьев перевел дух, только сейчас заметив, что слушает, затаив дыхание.

– Оч-чень интересно! – наконец выговорил он. – Вы правы. Я на самом деле не только верю во все сверхъестественное, но, собственно говоря, только в это и верю. Но меня привела к вам одна история… – Он запнулся, словно сомневаясь, стоит ли продолжать. – Видите ли, так случилось, что я…

– Знаю. Я вижу. Вы были влюблены, и сейчас вам отказали. Не переживайте. Ваша привязанность длилась… – Сивилла прикрыла глаза, – четыре… да, четыре года… и это была какая-то ваша родственница…

– Кузина, – кивнул Соловьев. – Катенька. Натура нежная, тонкая, еще очень юна, но с годами обещает сделаться красавицей. В последнее время меня все время мучило ощущение, что она общается со мной более по привычке, чем по внутренней потребности. Всякий раз, прощаясь, я уносил с собой впечатление восхищения, смешанное с мучительной тревогой… и вот…

– Это не ваша женщина, – сухо проговорила Сивилла. – Вас ждет иная любовь, которая перевернет вашу жизнь.

Возникла пауза. Стало слышно, как за окном лениво переругиваются бродячие собаки.

– Когда? – хрипловатым от волнения голосом спросил он.

– Скоро.

– Когда? – Он подался вперед.

– Очень скоро. Но… вот что я вам скажу… – предсказательница помолчала, – берегите вашу голову, мой дорогой. От ударов внешних и… внутренних. Ваш мозг очень гибок и податлив, но не внедряйтесь за границы, которые пересекать не дозволено. Это все, что я могу вам сказать. Идите, – она неожиданно легко поднялась с места. – Большего вам знать не следует.

Соловьев медленно поднялся вслед за хозяйкой.

– Подождите минуту. Подойдите сюда. Ближе! – вдруг приказала она. – Сейчас вы сделаете следующее, – указала рукой на свечи. – Наберете в грудь как можно больше воздуха и резко, толчком выдохнете одним разом. Вместе с этим выдохом из вас уйдет все то, что мешает вам жить и верить в себя. Вы хорошо меня поняли? Не дуть на свечи, как на именинном пироге, а выдохнуть – резко и одним толчком, с силой. Так, чтобы свечи погасли. Приступайте. Я выйду из комнаты.

Проводив хозяйку взглядом, Соловьев набрал воздуха в легкие и, наклонившись над столом, с силой выдохнул: «Х-х-ха!»

Свечи погасли. Все. Кроме одной.

…В итальянской таверне, куда он вместе с Ревзиным отправился после сеанса, было многолюдно и шумно. Пробравшись между столиками, они расположились в дальнем углу у прохода на кухню, откуда исходили дразнящие запахи.

– Ну, ты доволен знакомством? – раскрыв меню, поинтересовался Ревзин.

– Сам не знаю, – Соловьев пожал плечами. – Как-то все быстро получилось, толком и не пообщались. Мне думалось, это по-другому будет.

– Прямо не знаю, что заказать, – озабоченно пробормотал Ревзин и, оторвав взгляд от меню, вопросительно посмотрел на приятеля.

– Да ты не мучайся, Саша, – понял его Владимир, – я сам закажу, знаю, у тебя денег сейчас немного.

– Уж окажи дружеское содействие! – Приятель с облегчением передал ему меню и улыбнулся пухленькой кареглазой брюнетке в зеленом передничке поверх серого платья, подошедшей к столу, чтобы принять заказ.

– Принесите все как обычно, только на две персоны, – попросил Соловьев.

– Конечно, мистер Владимир, – кивнула та и, одарив друзей игривым взглядом, направилась в сторону кухни, повиливая округлыми бедрами.

– Ба-а, так ты здесь завсегдатай и, похоже, пользуешься успехом! – заулыбался Ревзин.

– Я или ты? – Соловьев, всплеснув руками, вдруг захохотал так заливисто, так весело и заразительно, что посетители вокруг, поглядывая на него, тоже невольно заулыбались.

– Ну ты и смеешься! – воскликнул Ревзин. – Вон, даже предметы неодушевленные твоего смеха не выдерживают, – он поставил неловко опрокинутую приятелем солонку на место.

– Предметы, говоришь? Это не предметы, а приветы. От матушки моей, Поликсены Владимировны. Она, когда на нас, детей, сердилась, всегда отталкивала от себя что-нибудь, оказавшееся под рукой на столе. Правда, в отличие от меня, у нее это был верный признак не благодушия, а, напротив, душевного непокоя.

Девушка уже через минуту вернулась с корзиночкой хлеба и кувшином вина, ловко налила в бокалы, при этом будто нечаянно прижавшись бедром к плечу Ревзина. Тот поднял голову и подмигнул ей. Она, весело стрельнув глазами в его сторону, смахнула пухленькой ручкой просыпавшуюся соль со стола прямо на пол и,