Читать книгу - "Пение пчел - София Сеговия"

Внешне ничего выдающегося в нем не было. Помню его как молчаливого старичка, медленно бредущего по улице. Очень высокого роста. Впрочем, в детстве многие кажутся очень высокими. Но какие у него были глаза – карие, черные или зеленые, – этого я сказать не могу. Какой у него был нос – курносый или с горбинкой? Понятия не имею. Я смотрел на него с восхищением, потому что в детстве очень любил всякие истории и приключения, и одна из самых чудесных и загадочных была евангельская притча о смерти и воскрешении Лазаря. По крайней мере для меня.

Честно сказать, я не знал, может ли быть более захватывающим какое-либо иное приключение, нежели путешествие в иной мир и возвращение из него. Лично я не бывал дальше семейных плантаций и Монтеррея и был уверен, что такому человеку, как Лазарь, уж точно найдется о чем рассказать. Мне хотелось знать все. Пересек ли он реку? Видел ли Харона? Боролся ли с душами из чистилища? Как выглядит лицо Бога? Но мама, вздохнув, повторяла, чтобы я и думать не смел о разговоре с Лазарем, что я несносный ребенок, которому не следует быть таким безрассудным. Настанет день, опять же годы спустя, когда я попрошу маму, чтобы она его позвала, пригласила пообщаться со мной, раз уж мне не разрешают навестить его, раз уж я не имею возможности сделать это с разрешением или без. В ту пору меня уже не слишком интересовали приключения, я лишь хотел расспросить у него, что должен сделать человек, чтобы вернуться оттуда, откуда не возвращаются.

Мать очень редко мне лгала, но тут внезапно заявила, что заходила к Лазарю, но тот на некоторое время куда-то уехал из Линареса.

– Когда он вернется, – сказала мать, – мы обязательно его навестим, хорошо?

Со временем мама подробно рассказала мне историю нашего Лазаря, и голос ее звучал насмешливо и одновременно печально. Возможно, точно так же ей в свое время пересказал ее доктор Канту. Непросто было побороть мою детскую одержимость этим персонажем, но подозреваю, что, вновь возвращаясь к истории Лазаря, она параллельно вспоминала всех тех людей, которые внезапно и навсегда исчезли из ее жизни в те последние месяцы 1918 года и позже – исчезли, как ей показалось, в мгновение ока.

Мама рассказывала, как в детстве они с Мерседес прятались в дупле огромного ореха пекан и как ее сестра Луиса не могла найти их, однако она отказывалась говорить, когда последний раз видела Мерседес живой, или о том, что не смогла присутствовать на ее похоронах – а вся семья Мерседес исчезла меньше чем за три дня. Она говорила о тетушке Рефухио, о том, какая она была мудрая и практичная, – и ни слова про то, что в один прекрасный день благоразумие изменило тетушке и она пригласила своих неразлучных подруг Ремедиос, Ампаро и Консепсьон провести вынужденное заключение вместе: мол, зачем терять время даром, лучше поиграть в канасту, которая продлится столько же, сколько карантин.

Старые девы преклонного возраста с удовольствием приняли приглашение побыть в обществе друг друга и продолжить свое соперничество, начатое давным-давно, когда им стало ясно, что замуж они не выйдут, а карточные игры – дело азартное. С тех пор они стяжали славу заядлых картежниц и проводили дни напролет, не высовывая носа на улицу, захваченные партиями в канасту, которые устраивали в доме то одной, то другой дамы. Испанка мало что для них значила, послужив лишним поводом заняться тем, что им по душе. Ни к чему делать глупые перерывы.

К тому времени все уже знали о смертельной болезни, выкосившей семью Гарса, которая, как было известно, только что вернулась из Техаса. «Кто знает, с какими людьми и с какой гадостью столкнулись они в этом городишке, где живут лишь коровы да ковбои?» – судачили дамы между партиями в канасту. Возможно, поэтому тетушке Рефухио не пришло в голову, что ее приятельницы, светские дамы с идеальной репутацией и изысканными манерами, принесут на встречу не только чемоданы, но и невидимую и нежеланную пассажирку, прибывшую вместе с семьей Гарса из Техаса. Тем более она не представляла, что эти дамы беззаботно передавали ее друг другу с каждой картой, кочевавшей из рук в руки, будь то туз, джокер или тройка.

Четырех подруг обнаружили два дня спустя: недвижные, они все так же сидели на своих местах, сжимая карты в руках. Так они и умерли все вместе, не покинув свою затянувшуюся партию. Нашедший их рассказывал каждому, кто пожелал его выслушать, что, хотя по числу баллов с большим преимуществом лидировала пара Рефухио и Ремедиос, в последней партии победителей не было – все одновременно сыграли в могилу.

За три месяца, в течение которых продолжалась эпидемия, испанка нанесла жителям Линареса, а заодно и всего мира незаживающие раны, оставив после себя пустоту, которую невозможно было заполнить. Сейчас говорят, что чудовищная эпидемия не была связана ни с испанками, ни с испанцами, однако именно Испания, не участвовавшая в Первой мировой, впервые сообщила о болезни миру. Отсюда и название. Зародилась она в военных казармах Канзаса, Чикаго или Бостона, откуда весной 1918 года была завезена в охваченную войной Европу, а осенью на север Мексики. Такова последовательность событий, которую позже воссоздали ученые. Кое-кто утверждает, что погибло двадцать, а может быть, даже пятьдесят миллионов человек и что триста, а по другим источникам, пятьсот тысяч жертв зараза унесла в одной только Мексике. Однако в 1919 году в Линаресе мало кого интересовали эти сводки, невосполнимые потери не измерялись ни объяснениями, ни статистикой – они измерялись болью.

Когда люди потихоньку приходили в себя, возвращаясь к нормальной жизни, к распорядку, установленному поколениями, им все время кого-то не хватало – то почтмейстера, то мясника, то точильщика ножей вместе со всей его семьей. На улицах не было видно уборщиков мусора или разносчиков молока. Исчез могильщик Висенте Лопес и двое его сыновей. Юная дочка владельца бакалейной и табачной лавки встала за прилавок, заняв место погибшего отца и троих братьев, и теперь не знала, за что хвататься. Пропали бесчисленные пеоны, владельцы ранчо и поместий. Знатные дамы больше не беспокоились о цветах или музыке на светских мероприятиях, а многие партнеры-основатели, подписавшие учредительный акт Линаресского казино-клуба, так и не увидели строительства здания, о котором они мечтали. Место приходского священника оставалось вакантным, так же как и место директрисы начальной школы для девочек. Лучший плотник не успел обучить своего сына и по совместительству подмастерье. На партах в колледжах для мальчиков и девочек так и остались лежать нераскрытые учебники и тетрадки с чистыми листами. Уроки так и не были выучены, дружбы так и не состоялась. По всей деревне мыкались осиротевшие приятели. Откуда ни возьмись появилось множество вдовцов, которым предстояло научиться жить без жен, и множество вдов, чей образ жизни и воспитание не подготовили их к тому, чтобы прокормить семью и стать опорой для домочадцев. Там и сям было вдоволь родителей без детей и детей без родителей.

Полагаю, что для живых, ставших свидетелями каждой смерти и постепенно привыкших к страшной повозке, груженной трупами, которая что ни день объезжала весь город, улицу за улицей, а также к виду любимых или просто знакомых людей, сегодня еще живых, а завтра безжизненно лежащих на повозке, было легче выносить сокрушительные удары судьбы и проще смириться с неизбежным.