Читать книгу - "Женщина-VAMP - Евгения Микулина"

– Влад, а что ты об этом думаешь?

Черт! Дорисовался. Она обращается ко мне, а я даже понятия не имею, о чем она только что говорила.

Я поднимаю голову и неопределенно хмыкаю.

Она смотрит на меня с этой своей противной улыбкой:

– Что ты думаешь по поводу съемки?

Какую, интересно, съемку она имеет в виду? Я бросаю быстрый взгляд вокруг себя и отмечаю, что стилист Олежка выжидательно повернулся ко мне. Значит, речь идет о его съемке мужской коллекции осеннего сезона. Значит, вопрос в том, будем ли мы снимать вещи на мальчике-модели, которого Олег, кажется, пытается закадрить, или как-то еще. От меня как от арт-директора, очевидно, ждут какого-то смелого и интересного предложения по стилистике съемки. Но мне совершенно нечего сказать. Не потому, что у меня нет идей, – спасибо, с этим все в порядке. Просто я не хочу давать Ей никаких идей.

Я пожимаю плечами. Мне надо хоть что-то ответить.

– Ну я не знаю. – Я с отвращением понимаю, что мой голос звучит хрипло. Приходится прокашляться. – Кхм, идея Олега в принципе неплохая. Подбор вещей удачный, а это большой подвиг, учитывая, какие лысые в Москве магазины, – наши закупщики все-таки очень странно работают… Но я не уверен, что нужно все показывать на одной модели. Как-то все-таки надо дать понять людям, что эта несчастная одежда подходит разным типам мужчин, а не одному.

Олег смотрит на меня с досадой – я испортил ему кадреж манекенщика. Мымра задумчиво кивает, как будто я сказал нечто умное, а не самую разбанальную банальность, и смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц. О чем она думает? Словно оценивает про себя что-то. Инициатива разговора переходит к ответственному секретарю редакции, умной лупоглазой девочке Кире, которая отвечает в коллективе за распределение денег, и все начинают обсуждать, потянет ли наш бюджет, если мы наймем на съемку двух или даже трех манекенщиков. Уфф… Меня оставили в покое. Я могу снова расслабиться и вернуться к своему рисованию, старательно избегая сегментов круга. Расслабиться, впрочем, невозможно, потому что она опять на меня смотрит. Мне остается только стиснуть зубы. Рано или поздно эта чертова редколлегия закончится, и я смогу пойти в свой кабинет, и покурить, и побрести потом домой.

Я ее ненавижу, эту красавицу, я не хочу с ней работать. Я хочу, чтобы она убралась к чертовой матери в свой Лондон и чтобы все в журнале снова стало так, как было три недели назад, когда я уезжал в отпуск. Господи, неужели это было только три недели назад? Я хочу, чтобы на ее месте снова сидел Михалыч, мордастый, смешливый и бородатый, блестящий журналист, умница, пьяница, мой главный редактор на протяжении трех лет работы. Мой друг. Михалыч, а не эта холодная, совершенная, гламурная дрянь по имени Марина Леонова, которую руководство издательского дома назначило нам новым главным редактором. Михалыча уволили так внезапно – буквально за те две недели, что меня не было. Правда, начальство и раньше блеяло про то, что его «нельзя показывать рекламодателям». Ну ладно, я признаю, что толстый и всегда чуточку похмельный Михалыч и в самом деле был странным «лицом» для глянцевого журнала о мужской моде под названием Alfa Male, то есть, «вожак стаи», фигурально говоря, «первый парень на деревне». Но он все-таки был мужчина. В каком бреду начальство назначило главным редактором мужского журнала женщину? Причем женщину, которая выглядит так… женственно, как будто в собственном мобильнике не сможет разобраться, не то что спланировать большую статью о новинках автомобильной промышленности, – а у нас и этим надо заниматься.

Я сразу хотел уволиться – благо с моей репутацией меня в любом издательском доме с руками оторвут. Но Михалыч специально со мной встретился, чтобы попросить остаться. Мы напились в дупель, конечно, и он чуть ли не со слезами на глазах меня уговаривал не бросать наш дурацкий глянцевый листок. Потому что, говорил Михалыч, теперь, после его ухода, я – единственный, кто еще знает, каким должен быть наш журнал. Каким мы его задумали и три года делали. Нельзя допустить, говорил он, чтобы из-за «этой бабы» все развалилось.

Я его послушал и остался. И сижу теперь в нашем привычном офисе в старом здании на Петровке (нашему адресу все завидуют – конечно, рядом лучшие рестораны, но никто даже отдаленно не представляет себе, какие тут проблемы с парковкой!), в бледно-лиловый цвет покрашенной переговорной, за длинным серым столом с пластиковой столешницей, и слушаю звон ламп и гомон своих коллег, которые бурно обсуждают будущий номер, и рисую каракули на листке формата А4, и чувствую на себе ее взгляд.

Какого черта я послушал Михалыча? С самого начала было ясно, что дело швах. От одного взгляда на эту женщину, с ее идеальным лицом, гривой темных волос, с ее фигурой, вечно одетой во что-то шелковое и струящееся, у меня мороз прошел по коже. Потому что ее красота выносит мозг. И потому что ее сразу хочется придушить. И не говорите мне, что я просто боюсь совершенства, которое напоминает мне о том, как ущербен я сам. Ни фига подобного. Комплекс неполноценности – это не про меня. И не в том дело, что мне неприятно подчиняться женщине. Я же не шовинист какой-нибудь. Есть очень клевые женщины, которым я бы с большим удовольствием подчинялся… в том числе на работе. Но эта женщина просто невыносима. Я не знаю почему. Просто она… другая. Неправильная. «Не моя». Черт, я даже сам для себя не могу сформулировать толком, в чем дело.

Пока что в качестве главного редактора она не сделала ничего плохого или глупого. Наоборот – очень разумно ко всему подходит, и идеи у нее есть хорошие. Наверное. Иначе отчего все вокруг пребывают в таком восторге и со всех сторон только и слышится: «Ах, Марина то, Марина се». У мужиков-редакторов на нее у всех, по-моему, стоит. По себе знаю. Девицы все хотят быть на нее похожими – еще бы. Геи, судя по всему, тоже – один из них даже волосы в «ее» цвет перекрасил. Тупица. Такого цвета невозможно добиться обычной краской для волос. Это особенный цвет. Такого больше ни у кого быть не может. Только у нее.

Черт бы ее побрал!..

Хвала Аллаху – редколлегия наконец заканчивается. Я понятия не имею, что мы напридумали, но у меня будет шанс это выяснить – завтра Кира принесет мне листочек с обновленным планом номера и все заново расскажет. Хорошо быть «художником» – можно часть своей вызванной раздражением невнимательности списать на артистичность натуры. Я встаю, собираю со стола свои бумажки и уже нащупываю в кармане джинсов сигаретную пачку. Еще минута, и я буду свободен. Она уже исчезла – ушла в свой кабинет и тихонько прикрыла дверь.

Наступил вечер – теплый летний вечер. Небо за окнами офиса посинело. Сейчас хорошо будет пройтись по улице не торопясь, зайти в «Азбуку вкуса» за красным вином, чтобы было с чем скоротать время дома. Чем я займусь сегодня? Кино, что ли, посмотреть? Идти никуда не хочется – клубы осточертели. Какие на фиг клубы, когда я всерьез размышляю о том, чтобы написать заявление об уходе с любимой, между прочим, работы?

Это странно, но мне расхотелось идти домой. Я буду там один, и ничто не сможет отвлечь меня от неприятных мыслей. От Нее ничто не сможет отвлечь.