Читать книгу - "Морок - Юлия Аксенова"

Может, если бы тогда же я вернулась домой, то быстро отдохнула бы и пришла в себя. Пашка и мама были готовы отогреть и помочь. Все вспоминалось бы, как дурной сон.

Я зачем-то предпочла в этом дурном сне остаться еще на два года.

Я ждала чего-то. Я все время чего-то ждала… Все отношения, что начинали прорастать и развиваться в Москве до поездки, в конце концов засохли и умерли: я не старалась поддерживать их, не жалела. С доледниковых времен остался Павлик. Весь отмороженный, не от себя — от меня отмороженный… Чего я ждала, теперь даже не могу четко определить. Формально была надежда, что дадут место под мой великолепный диплом и неглупый научный проект. Но ведь я скучала по России, рвалась домой…

Самое яркое воспоминание: тоска по дому. Я все время рвалась домой. Теперь я в родной Москве — и непрерывно тоскую и рвусь куда-то, как будто мой дом где-то за тридевять земель…

Зачем я так настойчиво добивалась, чтобы именно в Англии получить работу по специальности?.. Он все не появлялся… Кто? О чем это я?! Спать хочу, сил больше нет. Все ли вспомнила важного, что было за день? Вроде полегчало…

Спать, спать…

* * *

Звонок по телефону внутренней связи оторвал Смита от размышлений над неудачным текстом сюжета, который писал один новый сотрудник.

— У меня к тебе просьба, — сказала Линда, и Виктор слегка удивился, услышав в ее голосе давно, казалось, преодоленную робость.

— Лин, ты хочешь попросить у меня невозможного?

— Не знаю, Виктор. Я надеюсь, что это вполне осуществимая просьба. — Линда вновь обрела уверенность: это было слышно.

— Ну, тогда рискни.

— Виктор, ты не мог бы дать мне перевод тех стихов, которые читал во время шоу? Для эфира.

— Зачем?! — поразился Виктор.

— Ну вот! Я так и знала, что тебе еще никто не сказал. Сотни звонков в редакцию, Виктор! После окончания телемоста телефон просто раскалился, но даже и теперь, спустя две недели, некоторые звонят. Зрители хотят знать, какие стихи Виктор Смит читал во время шоу с таким выражением лица… Ой! — осеклась Линда, — то есть… я хотела сказать, что ты читал очень вдохновенно и получилось, правда, красиво… Так как насчет перевода, ты согласишься? — торопливо закончила она.

Пока Линда оправдывалась, Виктор успел переварить информацию.

— Почему бы и нет, — спокойно произнес он. — Зрители имеют право знать, какую именно лапшу им вешали на уши в течение целой минуты эфирного времени. Я только не понимаю, — добавил он, не сдержав в голосе легкого раздражения, — что ты тянула-то так долго?

— Я не хотела тебя беспокоить, пока ты отдыхал. Это же не что-то такое экстренное.

Виктор уже взял себя в руки: молодая старательная сотрудница не виновата в том, что он — старый и опытный — не умеет, ну не умеет он вести эти чертовы шоу! Когда придет время Лин, она будет справляться с этим лучше него и не станет декламировать по полчаса Петрарку или Лорку, например, хотя она в совершенстве владеет итальянским и испанским.

— Лин, — сказал он уже без упрека, — это информация, а информация — всегда нечто экстренное, даже и тем более, если касается такой драгоценной персоны, как я. Что ж я тебе прописные истины объясняю?

Линда почти не смутилась: тоже успела взять себя в руки.

— Виктор, извини, я мельком видела тебя после того эфира, ну, после шоу, ты выглядел таким измочаленным, что я решила лучше не напоминать тебе лишний раз о работе на каникулах. Насчет информации учту, больше не повторится.

— Угу. Я сейчас напишу тебе текст. То есть, разумеется, перевод. Комментарий делай сама, какой хочешь.

— Здорово! Спасибо!

Виктор положил телефонную трубку и надел очки, которыми стал пользоваться меньше года назад — пока только для письма и чтения — и то иногда игнорировал: не мог привыкнуть к тому, что поле зрения сужается и невозможно, в задумчивости подняв взгляд, сфокусировать его на отдаленных объектах. Шевельнул мышью. На дисплее сонных рыб океанских глубин резво сменил текст. Он поморщился и, отодвинув клавиатуру, взял лист бумаги.

«Мне снилась высокая тюремная башня…»

Он долго мучился со строчкой «но и я живу, как видно, плохо». «Моя жизнь также полна бедствий»… нет… «печали, горя»… Зачеркнул все. «Я тоже живу неправильно»… «У меня ненормальный образ жизни» — господи, какое уродство! «Мне тоже плохо»… Ему правда стало нехорошо — видно, от напряжения в глазах: и без очков плохо, и в очках не лучше. Кровь слишком сильно запульсировала в жилах, и легко, как от шампанского, закружилась голова. Некстати вспомнился сегодняшний тревожный сон. Виктор, подавляя непонятное волнение, быстро закончил перевод.

Переносить написанный от руки текст в компьютер не хотелось. Он вынул себя из-за письменного стола, с наслаждением потянулся, разминаясь, и направился в общую комнату, к столу Джемс.

— Держи, Лин! — Виктор небрежно бросил листок перед ней и добавил ободряюще: — Делай с этим что хочешь.

— Подожди немного, пожалуйста! Я прочитаю.

Другой реплики Виктор и не ожидал. Он понимал, что Линда обязательно должна откорректировать перевод: чтобы текст звучал более красиво, или более трогательно, или более трагично и так далее — в зависимости от замысла сюжета. Но редактировать перевод, не зная оригинала, и, главное, без его, Виктора, санкции молодая сотрудница ни за что не решится. Он понимал это и все-таки надеялся сбежать. Не удалось. Виктор покорно сел.

— Я вслух, можно?

— Конечно, — кивнул Виктор и подумал: «Отдавая на съедение свой палец, имей в виду: аппетит приходит во время еды!»

Он смотрел сквозь всю комнату в окно, на быстро несущиеся и меняющие очертания клочья облаков, пока Линда читала, запинаясь, не без труда разбирая его почерк, стихи Заболоцкого в его кустарном переводе.

— Виктор, извини, пожалуйста! — Искреннее сожаление в тихом голосе.

— За что?!

— Мне не следовало тебя об этом просить. Если ты не хочешь, это не войдет в эфир…

— Да почему?! — изумился он. — Тебе не нравится мой перевод? Ну, поправь, закажи кому-нибудь в стихотворной форме, в конце концов. В чем дело-то?

— Мне правится, — поспешила заверить Линда. — Просто я поняла… то есть… это, наверное, что-то очень личное…

— С чего ты взяла? — Виктор успешно скрыл за усмешкой нешуточное раздражение. — Это было первое, что мне вспомнилось, бог его знает почему. Так что действуй!

Он решительно поднялся, начальственно хлопнув ладонью по ее столу, и вышел в коридор.

Виктор стоял у окна и смотрел на голубые проталины неба. Он давно бросил курить, еще когда… когда работал в России… Он не мог вспомнить, в связи с каким событием это произошло, хотя тогда оно казалось очень важным и значительным. Факт тот, что уже несколько лет он не носил с собой ни сигарет, ни зажигалки. А сейчас курить хотелось. Но в курительную комнату Виктор не пошел: во-первых, далеко, а во-вторых, там придется общаться, поддерживать разговор. Он в последнее время не переносил пустых разговоров.