Читать книгу - "Избранник Небес - Алек Кадеш"

/2011.09.15/19:30/

Вилла Белуджи

Белый туман в январе был похож на чашку пролитого молока на холст художника-авангардиста. Профессор Дэниэл Вертон не любил вставать рано, а тем более, если его кто-то принуждал к этому. Вот почему, стоя в семь часов утра в своем кабинете руководителя засекреченного института с чашкой кофе в руках, он испытывал легкое чувство досады, глядя в окно на белую мглу.

— Дэниэл, тут не о чем особенно думать. Мы должны через час вылететь в Рим. Этим людям нельзя отказывать, ты же знаешь, что они с легкостью могут заморозить финансирование нашей программы, и тогда нам придется проводить эксперименты в твоем гараже. Президенты приходят и уходят, а они по-прежнему дергают за ниточки, сидя в своих загородных домах в Вашингтоне. К тому же этот Стенли Крамер, который разбудил меня ни свет ни заря, открывает дверь ногой в кабинет Хиллари, и я не думаю, что ему понравится твой ответ, — сделав глоток кофе, сказал конгрессмен Лари Картмелл, растирая пальцами левой руки виски.

По его помятому виду и съехавшему набок галстуку сразу было видно, что он собрался на скорую руку, заменив получасовые утренние процедуры пригоршней прохладной воды, которую он просто плеснул себе в лицо, чтобы проснуться. Лари даже не стал вызывать водителя, а сам сел за руль и примчался к своему старому другу, стараниями которого он и стал конгрессменом.

— Послушай, Лари, ты же сам себе противоречишь. Если этот всемогущий Крамер разбудил тебя в пять утра и в приказном порядке настоятельно порекомендовал вылететь в Рим первым же рейсом, значит, его разбудили в четыре.

— Ну да, что-то вроде того, а может, и в половину пятого, — зевнув, ответил конгрессмен. — Но какое это имеет значение, разве нам от этого легче?

— Неужели ты не понимаешь? Раз они звонят ему из Лондона в десять вечера, зная, что Крамер находится в это время за океаном в третьей стадии глубокого сна, то им абсолютно наплевать, посчитает он это дурным тоном или нет.

— Честно говоря, я сейчас припоминаю интонацию его голоса и могу твердо сказать, что он был действительно слегка напуган, — кивая головой, согласился Картмелл.

— Я тебе все это говорю к тому, чтобы ты понял — с этими парнями шутить нельзя. Они захотят быстрых результатов, а мы вот уже два года бьемся над созданием искусственной клетки. Да, мы близки к цели, но все наши выращенные в лабораторных условиях простейшие бактерии «микроплазма гениталиум» живут не дольше трех дней. Что мы им скажем, когда они поймут, что все далеко не так радужно, как мы до сих пор расписывали всему научному миру?

Конгрессмен нервно растер ладонями еще сонное лицо и открыл рот, чтобы что-то сказать, но затем передумал, поднялся с кресла и принялся ходить по кабинету, как леопард в клетке.

— Из-за нарушения распорядка дня люди стареют куда быстрее, чем от мифического загрязнения экологии, — сказал Вертон, давая понять своему другу, что его нервозное поведение не способствует диалогу.

— Почему ты недооцениваешь себя? Ведь если ты сам не поверишь в то, что достиг успеха, никто тем более не поверит. К тому же твои ученые действительно успешно внедрили новый геном в цитоплазму и создали разумные бактерии, способные самоуничтожаться при попадании в не предназначенную для них среду. Риски уже сведены до минимума, — вспылил Картмелл.

— Боюсь, Лари, что в данной ситуации, кроме раздутых от важности щек, нужно еще кое-что иметь. И это кое-что называется «кон-крет-ные резуль-та-ты», — растянул для убедительности Вертон.

— Хороший пиар — важнее хороших результатов, — огрызнулся конгрессмен.

— Послушай, Лари, я занимаюсь наукой, а не пою в рок-группе. Если нет доказательств, причем явных, многократно проверенных, то и нечего заявлять об успехе. По-другому в науке не бывает, черт побери! — ударив кулаком по столу, почти выкрикнул профессор Вертон.

— Успокойся, прошу тебя, и возьми себя в руки. Вспомни, кто ты есть! Ты — Дэниэл Вертон — гений нашего времени, на чьи исследования было потрачено больше четырех миллиардов долларов. До этого долбаного коллайдера в ЦЕРНе твои проекты были самыми дорогостоящими в мире. Ни один ученый не получал такого финансирования, так что теперь ты смело можешь использовать свой авторитет. Любое твое заявление будет воспринято как аксиома, а пока они докопаются до истины, мы всегда сможем придумать с десяток весьма убедительных аргументов, объясняющих, почему твои искусственные клетки не хотят так долго жить, как хотелось бы. Лично я не вижу повода для паники. В конце концов, генетика — это не математика, и все зависит от воли случая. Мало ли, что нужно этим хрупким клеткам? Может, сущий пустяк — повышенное давление воздуха, два-три градуса более низкой температуры или одна капля глицерина, а может, сперма взбесившегося кита. Мы не знаем! Это — всего лишь вопрос времени и инвестиций, а с деньгами, судя по тому, как Крамер был напуган, у этих парней в Риме все в порядке, — перешел на более настойчивый тон конгрессмен.

— Черт его знает, может, ты и прав, Лари. Всем известно, что создать компьютерную последовательность ДНК — это одно, а реально сотворить искусственный организм — это совсем другое. Но, с другой стороны, мы точно знаем, что это вполне возможно. Тем более что матушка природа практически сама до сих пор все делала за нас, и мы понятия не имеем, почему синтетические клетки вообще живут.

— Ну наконец-то я снова увидел проблеск разума в твоих глазах. Тебе надо просто признать тот факт, что приживление искусственно созданного генома в бактерию происходит помимо нашей воли, и незачем тут ломать голову, — облегченно вздохнул Картмелл.

— Три миллиарда. Мы будем просить у них как минимум три миллиарда, — сцепив пальцы замком на затылке, произнес Вертон и продолжил: — Я не думаю, что речь может идти о каких-то там бактериях, пожирающих ядерные или химические отходы. Этих парней интересует явно другое. Сотворение синтетического организма с заранее заложенными в него параметрами — вот что им нужно от нас.