Читать книгу - "Стеклянные книги пожирателей снов - Гордон Далквист"

Лестница шла на самый верх под каменный свод зала — туда, где, видимо, находился вход в башню. Но Чань повернул вниз, его ботинки застучали по мосткам, правда, он скорее ощущал, чем слышал их звук за хором голосов, которые доносились до него теперь четче, чем прежде, однако песнопение это было такого рода, что даже если ты знал язык, то разобрать слова не мог — таким растянутым и неестественным было исполнение. Чаню показалось, что звуки похожи на исландский хор, но в этом он плохо разбирался. Все же обрывки фраз, которые ему удалось понять — «непроницаемая синева», «бесконечный горизонт», «вид искупления», — только заставили его ускорить шаг.

Внутри башни горели обычные светильники, но специально притушенные, чтобы их не было видно в смотровые отверстия. Чань помедлил. На ступеньках под его ногами лежало что-то неопределенной формы. Это было выброшенное пальто. Он поднял его и поднес к ближайшему светильнику… форменная шинель, прежде темно-синяя, но теперь грязная и, как отметил он, в крови. Пятна все еще были влажные, а грудь пропиталась насквозь. Однако никакого пореза на ткани — следа раны — не было видно. Владелец шинели, видимо, был ранен в голову или в руку, которую прижал к груди. Или это вообще чужая кровь? Предполагать можно было все, что угодно. И только теперь — как медленно работала его голова! — Чань заметил знаки различия на жестком воротнике. Он посмотрел снова на покрой, на цвет, серебряную шнуровку вокруг эполет… и выругал себя за глупость.

Эта окровавленная шинель, несомненно, принадлежала Свенсону!

Он быстро оглянулся и на стене лестничного пролета увидел капли крови. Насилие совершалось здесь, на лестнице, и, возможно, всего несколько минут назад. Неужели Свенсон мертв? Каким образом он попал в Харшморт из Тарр-Манор? Чань внимательно обследовал еще несколько ступенек, чуть не упираясь лицом в металл. На них были размазанные следы крови, но это были следы, оставленные не раненым человеком, спускавшимся по лестнице, а следы раненого — или мертвеца, — которого волокли по ступеням.

Чань отбросил шинель в сторону (если ее выкинул доктор, то вряд ли Чаню следует ее тащить с собой) и поспешил дальше. Он знал, что расстояние, которое ему предстоит одолеть, приблизительно равно тому, на которое он недавно поднялся: около двух сотен ступенек. Что, черт возьми, увидит он в самом низу? Тело Свенсона? Что сейчас может делать д'Орканц? И почему здесь нет никаких охранников?

Нога Чаня поскользнулась в лужице крови, и он ухватился за перила. Всего одно неосторожное движение — и он приземлится внизу с переломанной шеей. Он заставил себя сосредоточиться — голоса все еще воспаряли в песне, но теперь он уже спустился ниже уровня зрителей, и хор звучал выше его. Когда здесь появился Свенсон? Наверно, он прибыл с Аспичем! Может быть, именно доктор и стал причиной хлопот Смита? Чань улыбнулся, хотя его вовсе не радовала эта картина — доктор один против всех этих людей… Ведь Свенсон не солдат и не убийца, который, глазом не моргнув, делает свое дело. Таким был Чань, и он знал, что должен поскорее найти Свенсона.

А если Свенсон мертв? Тогда, видимо, долг Чаня умереть вместе с ним… И вместе с мисс Темпл.

* * *

Он пробежал еще тридцать ступенек и остановился на маленькой площадке. Мучительная боль пронзала его легкие, и он понимал, что лучше будет, если он доберется до низа, еще имея хоть какой-то запас сил. В стене рядом было одно из смотровых отверстий, и он, сдвинув заглушку, мрачно усмехнулся, оценивая изобретательность создателей. Отверстие было закрыто дымчатым стеклом. Изнутри он мог видеть через него, но ни один заключенный не смог бы разглядеть — открыта заглушка или нет. Чань снял очки и прижал лицо к стеклу, и в этот самый момент пение прекратилось.

Над ним и против него были смотровые камеры, наполненные шикарно одетыми людьми в масках, они стояли, прижимаясь к решеткам, и были похожи на обитателей сумасшедшего дома. Он перевел взгляд вниз, но ничего не увидел — он был все еще слишком высоко.

Он отошел от смотровой щели, и в это время снизу раздался голос — неестественно, странно усиленный и бесспорно властный. Чань не сразу узнал его — он прежде слышал из уст этого человека всего несколько слов; ему вспомнилась эта увиденная мельком картина: огромная фигура в шубе, рука обхватывает Анжелику, скрипучий шепот, адресованный Гаральду Граббе. Но Чань знал: это граф д'Орканц. Проклиная свои легкие, он пустился бегом, его ноги неосторожно перепрыгивали через две, даже три ступеньки, рука с тростью умудрялась держаться за перила, другая рука сжимала завернутую книгу, защищая ее от ударов, полы грязного пальто колотили его по ногам, тяжелые карманы давили на бедра. Воздух вокруг него вибрировал, полнясь звуками голоса графа:

— Вы здесь, потому что верите… в себя… и готовы отдаться своим мечтам… о будущем… о своих возможностях… Вы верите в свои возможности… В преображение… В откровение… В искупление. Уверен, среди вас есть такие, кто будет признан достойным… воистину достойным и воистину желающим пожертвовать своими иллюзиями… пожертвовать своим миром, который и есть мир иллюзий… ради окончательной мудрости. Выше искупления — предназначение… Как Мария отделилась от всех других женщин… Как забеременела Сара в конце бесплодной жизни… Как Леда, зачавшая близнецов красоты и раздора… Эти сосуды были выбраны… предназначены для более высокой судьбы… Вы станете свидетелями Преображения. Вы почувствуете потоки высокой энергии… Вы вкусите это величие… эту неземную амброзию, известную прежде только тем высшим существам, которых неразумные люди называли богами… и детям, которыми мы все были когда-то…

* * *

Чань чуть не перевалился через перила и был вынужден остановиться, вцепившись в них обеими руками, чтобы предотвратить падение. Он сплюнул на стену и, охнув, наклонился к смотровой щели, снимая с себя очки. Внизу он увидел все — словно железный собор в аду, подготовленный к сатанинской мессе. У основания башни находилась приподнятая платформа, установленная, как казалось, на опорах из серебряных труб. На платформе находились три больших операционных стола, каждый из которых был окружен стеллажами, подносами и медными коробками с механизмами. На каждом из столов лежала женщина, привязанная кожаными ремнями, как Анжелика в институте, женщины были обнажены, и их тела оплетены какой-то омерзительной сетью тонких черных шлангов. Лица женщин были полностью спрятаны под черными масками, к которым также были подведены шланги, но поменьше диаметром — для обоих глаз, носа и рта, — а их волосы были убраны под темную материю. Чань понятия не имел, кто лежит на столах. Та из женщин, что была ближе к башне (он едва видел ее с той точки, в которой находился), отличалась от других: ступни ее были такого же синего цвета, как и руки Роберта Вандаариффа.

Рядом с ней стоял граф д'Орканц в том же кожаном фартуке и рукавицах, которые были на нем в институте, и том же шлеме с медной оплеткой, к которому был подведен еще один шланг, вделанный в металлическую коробку на рту маски. В этот шланг и говорил граф, и это устройство каким-то образом усиливало его голос, словно голос бога, достигавший всех уголков огромного зала. За спиной д'Орканца стояло еще человека четыре, они были одинаково одеты, лица их закрыты масками. Люди из института, вроде Грея и Лоренца? А может быть, один из них — Оскар Файляндт, присутствующий здесь в качестве пленника или раба? Основание башни не было видно Чаню. Где охранники? Где Свенсон? На каком столе Селеста? Все женщины, казалось, спали — каким образом сможет он вытащить ее оттуда?