Читать книгу - "За пригоршню чар - Ким Харрисон"

Кто-то кричал. Захлопали дверцы машин, загомонили люди. Яповернулась к Питеру. Ох, черт.

Я попыталась пошевелиться — нога не двигалась. Успевперепугаться, я все же решила, что она не двигается потому, что застряла, а непотому что сломана. Ногу заклинило между колонкой переключателя и сиденьем.Джинсы ниже колена почернели от влаги. Наверное, где-то там порез. Глаза тупосмотрели на ногу. На голени. Порез на голени.

— Эй! — позвал добравшийся до окна человек. Онцеплялся за пустую раму толстыми пальцами, на одном было обручальноекольцо. — Как вы там?

Да просто в шоколаде!.. Я тупо моргала ему в лицо. Хотелачто-то сказать, но губы не шевелились. Вылетел какой-то жуткий звук.

Не двигайтесь. Я вызвал скорую, а вам лучше нешевелиться. — Он глянул на Питера и отвернулся. Слышно было, как еговырвало.

Питер, — прошептала я. В груди жгло, дышать нормальноне удавалось, и я дышала мелкими вдохами, силясь отстегнуть ремень. Наконец удалось,и под крики людей, сбегавшихся как муравьи на дохлую гусеницу, я высвободиланогу. Пока еще нигде не болело, но ясно было, что это ненадолго.

Питер, — позвала я опять, трогая его лицо. Глаза у негобыли закрыты, но он дышал. Из рваной раны над глазом текла кровь. Я отстегнулаего ремень, веки у него затрепетали.

Рэйчел? — сказал он, кривясь от боли. — Я еще немертв?

Нет, солнышко, — ответила я, гладя его по щеке. Поройпереход от жизни к смерти происходит в один миг, но не с такими ранами, и некогда солнце еще высоко. Его ждет долгий сон, и только потом он встанетневредимым и жаждущим. Я сумела выдавить улыбку, сняла амулет от боли и наделана него. У меня только в груди болело, а больше я ничего не чувствовала, всеонемело и внутри, и снаружи.

Питер был страшно бледен, на коленях у него лужей собираласькровь.

Все хорошо, — сказала я, окровавленными пальцамипоправляя на нем плащ, чтобы не смотреть на его грудь. — Ноги у тебя вполном порядке, и руки тоже. На лбу порез, и грудная клетка очень пострадала.Но через неделю ты поведешь меня танцевать.

Выходи, — прошептал он. — Выбирайся и взорвигрузовик. Черт, даже умереть нормально не могу. Не хочу гореть… — Онзаплакал, слезы промыли дорожки на окровавленном лице, — Не хочу гореть…

Мне казалось, он не выживет, даже если скорая успеетвовремя.

— И не надо. Я не буду тебя сжигать.

Сейчас меня стошнит. Все к тому идет.

— Я боюсь, — простонал он. Воздух с бульканьемвыходил из его залитых кровью легких. Только бы он кашлять не начал…

По осколкам разбитого стекла я придвинулась к Питеру,осторожно притянула к себе исковерканное тело.

Солнце светит, — сказала я, зажмуриваясь от нахлынувшихвоспоминаний об отце. — Точно как ты хотел. Ты чувствуешь? Уже скоро. Ябуду с тобой.

Спасибо, — сказал он пугающе слабым голосом. —Спасибо, что попыталась включить фары. Мне показалось даже, что меня как будтостоит спасать.

У меня горло сдавило.

— Тебя стоит спасать.

Слезы лились у меня по щекам, я нежно-нежно его укачивала.Он дышал с жуткими всхлипами — это говорила сама боль, и меня пронзилосостраданием. Он вздрогнул всем телом, я прижала его крепче, хоть и знала, чтоделаю ему больно. Слезы обжигали мне руку. Вокруг шумели люди, но нас никто нетронет. Мы отделены от них вечностью.

Тело Питера вдруг осознало, что умирает, и с подстегнутойадреналином силой принялось бороться за жизнь. Прижав его голову к груди, яудерживала его в ожидании судорог и зарыдала, когда они принялись сотрясатьего, будто вырывая тело у души.

Черт, черт, черт. Со мной это уже было. Почему мне выпалоэто опять?

Питер затих.

Укачивая его — теперь ради себя, не ради него, — ярыдала так, что становилось больно моим несчастным ребрам. Пусть, пусть бытолько это было правильно! Пусть не зря!

Но мне казалось, что все неправильно.