Читать книгу - "Лисьи броды - Анна Старобинец"

– Дядь Иржи! К вам там целая очередь в коридоре.

Из-за ширмы выходит Новак. Увидев козленка, раздраженно машет руками:

– Я уже сказал, я не коновал! Я скот не смотрю!

– Так ведь что ж мы без козочек делать будем, – причитает бабка, – они ж нас кормят!.. Всех загрызли ночью, один остался козленочек!..

Доктор Новак неохотно осматривает рану на животе у козленка. Мотает головой, морщится:

– Не жилец он. – Новак оглядывает пропитанную кровью бабкину кофту. – Сама цела?

Бабка скорбно кивает и уносит козленка.

– Глаш, кто в очереди ко мне? – сварливо интересуется Новак.

– Там, дядь Иржи, почти все со скотом, есть даже теленок. Без скота только товарищ замполит Родин, жалуется на горло…

– Замполит же вроде в увольнительную уехал, – удивляется Овчаренко. – Майор Бойко сказал, у товарища Родина кто-то умер, вот он и отбыл.

Медсестра, не обернувшись даже на Пашку, опустив глаза, тараторит:

– …Говорит, застудился – шею не повернуть, и глотать не может. Только вы, дядь Иржи, теленка сначала бы посмотрели. У него пол-уха откушено, кровь… – Медсестра, вдруг застыв, вперяет взгляд в койку за распахнутой ширмой. Там, на койке, накрытое с головой мешковиной, лежит чье-то тело.

– Это Деев, Глашенька, – проследив ее взгляд, поясняет Новак. – Я вскрытие произвел.

Медсестра продолжает смотреть на мертвое тело, и глаза у нее больные и мутные, как у раненого козленка.

– Не могу! – говорит она как будто покойнику. – После смерти сердце не бьется. Не могу я ничего сделать!

Пашка хмурится, глядя на медсестру; Иржи Новак приходит в еще большее раздражение:

– Вам, Аглая Петровна, если боитесь покойников, медсестрой работать не стоит. Если можно, конечно, ваши редкие визиты назвать работой… Пригласите сюда товарища Родина.

Медсестра открывает дверь в коридор и долго стоит в проеме.

– Он ушел, – говорит она. – Ушел Родин. А вот теленок…

– Скот смотреть не буду! – рявкает Новак и уходит за ширму.

– Что за скот, рядовой? – я слезаю с койки. – Что тут стряслось помимо пожара?

Рядовой Овчаренко отвечает не сразу – он все смотрит на медсестру, а она на него не смотрит.

– То ли тигры из леса вышли, – говорит он рассеянно, – то ли волки…

– Да не волки, а вурдалаки, я ж говорю! – поправляет его лесоруб. – Столько скотины подрали за ночь! На меня вон даже напали. А собачка? Вы собачку тутошнюю видали? Она еще майора вашего не любила, все на него рычала… Так они той собачке, етить их через семь гробов в сраку, отгрызли голову!

Под кровавую сказку, которая помогла мне выйти из тьмы, я натягиваю покрытые золой сапоги и иду за ширму к доктору Новаку.

– Что скажете, доктор?

Он сидит, откинувшись в кресле, обмякший, как тряпичная кукла, с погасшей трубкой во рту.

– Ведь вы могли отдать этот эликсир мне, – говорит он тяжело, как будто во сне. – И что теперь? Он достался каким-то бандитам!..

– Вы не поняли, Новак. Меня интересуют результаты вскрытия Деева.

– Ах, это… Что ж, я выполнил пробу Сунцова. Первоначальный мой вывод был почти верным. Только это не тромбоэмболия, а эмболия воздушная. Кто-то ввел капитану Дееву в вену большой объем воздуха.

– Значит, смерть была насильственной?

– Выходит, что так, – отвечает он безразлично.

– Вы не слишком спокойны для человека, оставившего тяжелого пациента одного, без присмотра?

– Почему без присмотра? С ним был майор Бойко.

На секунду перед глазами возникают ботинки с набойками, перешагивающие через меня и через огонь. Егерские ботинки майора.

Я выхожу из-за ширмы.

– Рядовой Овчаренко. Как по-твоему, что за человек майор Бойко?

– Волевой. У него своя правда, – Пашка старательно выбирает слова. – Стукачей не любит. С характером.

– А хороший он человек?

Рядовой Овчаренко опускает глаза.

– Не могу знать, товарищ Шутов. Чужая душа – потемки.