Читать книгу - "Нехорошее место - Дин Кунц"

– Нет, правда, Бобби, я не могу, – упиралась Джулия. Даже музыка Гудмена не помогла ей встряхнуться.

– Желудок успокоится. К тому же если ты сейчас не выпьешь, то потом не уснешь, – он взял Джулию за руку и повел ее в общую комнату. – Так и будешь ворочаться и терзаться из-за меня, из-за Томаса, – Томасом звали брата Джулии, – из-за всех на свете.

Они опустились на диван. Люстру Бобби не зажег.

В комнату падал только свет из кухни.

Джулия подобрала под себя ноги и, повернувшись к Бобби, попивала эггног. Глаза ее сияли мягким отраженным светом.

Комнату заливали звуки одной из самых пленительных песен Гудмена – “Твое нежное письмо”. Пела Луиза Тобин.

Бобби и Джулия слушали. Наконец Джулия прервала молчание:

– Бобби, ты не думай, я сильная.

– Я знаю.

– Это только кажется, будто я надорвалась.

– Я так и понял.

– Меня мутит не из-за стрельбы, не из-за того типа, которого я сшибла “Тойотой”. Даже не от мысли, что я чуть тебя не лишилась...

– Знаю, знаю. Все из-за того, как ты обошлась с Расмуссеном.

– Этот крысенок, конечно, мразь первостатейная, но даже с ним нельзя так поступать. Я совершила гнусность.

– А что тебе оставалось? Нам позарез надо было выяснить, на кого он работает. Иначе мы не раскрыли бы дело.

Джулия сделала еще глоток и уставилась в стакан, словно надеялась обнаружить в белой жидкости ответ на мучивший ее вопрос.

Вслед за Луизой Тобин вступил Зигги Элман: сладострастное соло трубы. Потом – кларнет Гудмена. Нежные звуки превратили безликое стандартное жилище в самый романтический уголок на земле.

– Сегодняшняя выходка с Расмуссеном.., это только ради Мечты, – продолжала Джулия. – Ведь “Декодайну” же важно узнать, кто подослал Расмуссена. И все-таки одно дело – пристрелить противника в честном бою, и совсем другое – вот так, подло, припереть к стенке.

Бобби положил руку ей на колено. Колени у нее загляденье. Бобби не переставал удивляться, откуда в этой изящной, хрупкой женщине такая сила, воля, выносливость.

– Оставь, – убеждал Бобби. – Если бы ты не взяла Расмуссена за жабры, то пришлось бы мне.

– Нет, Бобби, ты бы так не поступил. Ты вспыльчивый, хитрый, решительный, но есть черта, которую ты никогда не позволишь себе переступить. А то, что я сегодня совершила, – это уже за чертой. И не надо меня утешать пустой болтовней.

– Ты права, – признался Бобби. – У меня бы рука не поднялась. Но я тебя не осуждаю. “Декодайн” – золотое дно. Завали мы это дело, у нас из-под носа ушел бы солидный куш.

– Неужели ради Мечты мы способны на все?

– Конечно, нет. Мы же ни за что не станем пытать детишек раскаленными ножами, или сталкивать с лестницы ни в чем не повинных бабулек, или насмерть забивать новорожденных щенят стальными прутьями. По крайней мере без достаточных на то оснований.

Джулия рассмеялась, но как-то невесело.

– Послушай, – сказал Бобби, – ты ведь на самом деле добрая душа. И то, что ты крепко прижала Расмуссена, – это вовсе не от жестокости.

– Твоими бы устами да мед пить.

– Ну, мед не мед, а выпить еще вот этой штуки тебе бы не помешало.

– Да ты знаешь, сколько в ней калорий? Я же буду толстая, как носорожиха.

– А что? Носороги такие симпатяги. – Бобби взял у нее стакан и вышел на кухню наполнить его. – Я носорожиков люблю.

– Что, и в постель бы с носорожихой лег?

– Непременно. Любимого тела должно быть много.

– Она тебя раздавит.

– Ну уж нет. В постели с носорожихой мое место сверху.