Читать книгу - "Хороший, плохой, неживой - Ким Харрисон"

Образ Киста подался вперед, и я отпрянула с визгом. Он посмотрелна часы.

– Добровольно?

Глаза его блестели от радости и алчности. Я кивнула,охваченная паникой. Потом буду беспокоиться – если это «потом» еще будет.

– Договорились, – ответил он так быстро, что яподумала, не сделала ли я ошибку. Но все же меня заполнило облегчение, а потомреальность дошла до меня как пощечина. Господи, помоги мне! Мне предстоит бытьфамилиаром демона.

Он тронул меня за запястье, и я отдернулась.

– Договорились, – повторил он, с вампирскойбыстротой схватив меня за руку.

Я ударила его ногой прямо в живот. Ничего не случилось – онтолько покачнулся от силы удара, но и все. Я ахнула, когда он процарапал чертупоперек моей демонской метки. Полилась кровь. Я дернулась, и демон, издаваяуспокаивающие звуки, наклонил голову и подул на рану.

Я попыталась освободиться, но он был сильнее. Меня мутило открови, от всего вообще.

Демон отпустил меня, и я рухнула, скользнув по дуге егобарьера, ощущая покалывание в спине, и тут же поглядела себе на руку. Где былаодна черта, теперь стало две, и новая выглядела не новее старой.

– На этот раз не было больно, – сказала я, слишкомзаторможенная, чтобы быть потрясенной.

– И в первый раз тоже не болело бы, если ты непопыталась зашить разрез. То, что ты чувствовала – это выгорало волокно нити. Ядемон, а не садист.

– Алгалиарепт! – крикнул Пискари, но нашесоглашение уже было заключено.

– Поздно, – ответил ухмыляющийся демон и пропал.Барьер у меня за спиной исчез, я рухнула назад, визжа, а Пискари бросился наменя. Упершись спиной в пол, я двинула его обеими ногами и перебросила черезсебя, а рукой схватила сумку и запустила в нее пальцы. Нащупала флакон, и вэтот момент Пискари дернул меня на себя.

– Ведьма! – зашипел он, сжимая мне плечо. – Яполучу, что мне нужно. А потом ты умрешь.

– Иди ты к черту, Пискари! – рявкнула я, с тихимхлопком открывая фиал и выплескивая ему в лицо.

Он вскрикнул, резко от меня оттолкнулся. Я смотрела, лежа наполу, как он отпрыгнул, лихорадочными движениями стирая с лица жидкость.

С колотящимся в горле сердцем я ждала, чтобы он упал, чтобыпотерял сознание. Он ни того, ни другого делать не стал.

У меня ребра стянуло страхом, когда Пискари вытерся и поднеспальцы к носу.

– Кистен, – сказал он. Отвращение в его голосесмешивалось с усталым разочарованием. – Ох, Кистен… что же ты?

Я с трудом проглотила слюну:

– Оно безвредно?..

Он посмотрел мне в глаза:

– Ну ты же не думаешь, что я мог бы прожить так долго,если бы рассказывал детям, чем меня на самом деле можно убить?

У меня не осталось ничего. Три секунды я глядела на него, игубы его сложились в плотоядную усмешку.

Я попыталась вскочить, но Пискари небрежным движением поймалменя за лодыжку, и я упала, отбиваясь свободной ногой, два раза сумев попастьему в лицо, пока он подтащил меня к себе и навалился всей тяжестью.

Шрам у меня на шее вздрогнул ударом пульса, и страхразошелся вместе с этим ударом, создавая тошнотворную смесь.

– Нет, – сказал Пискари, прижимая меня кковру. – За это тебе придется помучиться.

С обнаженных клыков капала слюна.

Я пыталась вздохнуть, пыталась из-под него выбраться. Онсдвинулся, завел мне левую руку за голову. Правая осталась свободной и я,стиснув зубы, ударила ему в глаза.

Пискари отдернулся, с вампирской силой перехватил руку исломал ее с хрустом.

Мой вопль эхом отдался от высокого потолка, спина выгнуласьот боли. У Пискари загорелись глаза.

– Говори, есть ли у Каламака работающий образец! Легкиетребовали воздуха, дикая боль поднималась от руки волнами и отдавалась вголове.

– Иди ты к черту… – прохрипела я.

Прижимая меня телом к ковру, он сжал мне сломанную руку.

От дикой боли я задергалась в судорогах. Все нервныеокончания жгло огнем. У меня вырвался нечленораздельный звук – боли ирешимости. Я ему не скажу.

Тем более, что ответа не знаю.

Он навалился на сломанную руку всем весом, и я завопиласнова, чтобы не сойти с ума. Глаза его горели злостью, и страх наполнял больюмой череп. У Пискари глаза становились все чернее, инстинкты, раззадоренныемоим сопротивлением, брали верх. Я слышала собственные стоны будто откуда-тоснаружи, серебристые искры болевого шока заиграли между Пискари и мной, и япочувствовала облегчение – сейчас я потеряю сознание.

Слава тебе Боже!

Пискари тоже это заметил.

– Нет, – прошипел он, успевая подобрать языкомслюну с клыков, чтобы не капнула. – Не будет тебе такого счастья.

Он перестал давить мне на руку, и я застонала, когда волнаболи схлынула, оставив рябь.

Он наклонился ко мне поближе, глядя в зрачки холодно иотстраненно, а серебристые искры исчезли, я снова видела. Под внешнейбесстрастностью Пискари ощущалась горячая волна возбуждения. Если бы он неуспел насытить свой голод с Айви, то не удержался бы, чтобы не выпить у менявсю кровь. Увидев, что я в сознании, он улыбнулся, предвкушая.

Вздохнув, я плюнула ему в лицо, смешивая слюну со слезами.

Пискари только закрыл глаза с таким видом, будто я емунадоела. Но, чтобы утереться, ему пришлось отпустить мое левое запястье.

Основанием ладони я нацелилась ему в нос.

Он перехватил мою руку, удержал ее, блестя клыками, и япосмотрела туда, где он оставил мне царапину, чтобы оживить свой амулет, исердце у меня гулко грохотало в груди. По локтю медленно стекала ленточкакрови, на ее конце вырастала красная капля, набухала и падала мне на грудь,теплая и мягкая.

Я дышала прерывисто, смотрела, не в силах оторвать глаз. Онвсе сильнее напрягался, мышцы его затвердели, глаза смотрели на мое запястье.Упала еще одна капля, я ощутила ее тяжесть.

– Нет! – взвизгнула я в ответ на его плотоядныйстон.

– Теперь понимаю, – сказал он до ужаса тихо, и подэтой сдержанностью бесился обузданный голод. – Не удивительно, чтоАлгалиарепт так долго искал, чем тебя напугать. – Прижав мне руку к полу,он приблизился, наши носы терлись друг о друга. Я не могла ни дышать, нишевельнуться. – Ты боишься желания, – прошептал он. – Скажи мнето, что я хочу знать, ведьмочка, или я тебя распотрошу, наполню собой твоижилы, сделаю своей игрушкой. Но дам тебе помнить свободу – в вечном у менярабстве.

– Иди к чертям! – ответила я в ужасе.