Читать книгу - "Избранник Небес - Алек Кадеш"

— Так вот, мы находим в его пророчествах следующие слова: «…ожирело сердце народа этого, и оглохли уши его, и глаза его закрыты, чтобы не увидел он глазами своими и не услышал ушами своими, и чтобы не поняло сердце его, и не вернулся бы он к Господу и не исцелился».

Понтифик еще сильнее прищурил глаза, внимательно сканируя молодого ученого.

— Аналогичная идея заложена в послании пророка Элиягу, простите, — Илии, к еврейскому народу. Характеризуя вероотступников своего времени, он сказал: «…и обратил Всевышний их сердца вспять». Я полагаю, приведенные мною высказывания дают исчерпывающий ответ на ваш вопрос, кардинал… э…

— Кардинал Сантори, но вы должны ко мне обращаться согласно церковному этикету: «Ваше Высокопреосвященство», — уточнил секретарь Папы, недвусмысленно дав понять рассеянному гостю, что в Ватикане фамильярность недопустима.

Доктор Майлз заретушировал забывчивость натянутой улыбкой и решил закруглиться с ответом:

— Идею, заключенную в словах этих великих пророков, можно сформулировать одним предложением: «Если человек сознательно упорствует в своем грехе, систематически отвергая вразумления, ниспосылаемые Небесами, то Всевышний, в конце концов, лишает грешника возможности раскаяться и быть прощенным».

Возникла неловкая пауза. Отец Винетти слегка прокашлялся. Он разделял точку зрения доктора Майлза, поскольку в жизни все именно так и происходило, но, конечно же, не мог признать это вслух, да еще и в присутствии Папы, поэтому лишь вежливо возразил:

— Я полагаю, вам как теологу хорошо известно о христианской доктрине всепрощения, которая учит тому, что у человека вплоть до смертного одра остается возможность встать на путь истины и покаяться в своих грехах. И никто не может отказать ему в этом.

— Пока человек жив, он вправе сделать свой выбор: упорствовать ему дальше, отвергая Христа, или все же принять его в свое сердце и быть спасенным, — добавил Сантори.

Майлз не хотел дальше углубляться в этот вопрос, поскольку он был основополагающим в христианской религии. Он молча налил себе чай.

Задумавшись, Папа бросил взгляд на вечнозеленые деревья за окном. Глянцевые листья под легким дуновением ветра лениво раскачивались и переливались, отражая солнечный свет и радуя глаз своей свежестью.

«Странно, почему именно он. Впрочем, кто знает? Человек видит лишь то, что видно глазу, а Господь видит то, что в сердце».

Молодой преподаватель университета на первый взгляд явно не дотягивал, чтобы называться Божьим Избранником — человеком, который, по мнению понтифика, должен был быть не иначе как святым пророком с просветленным взглядом и, желательно, с посохом. Согласно пророчествам, непосредственно от него зависело рождение Антихриста и, как следствие, жизнь многих миллионов верующих. Но, веря в трезвый ум отца Винетти, всегда скептически относившегося к разного рода «научно обоснованным» теориям и лжезаявлениям о том, что Антихрист уже среди нас, и он — не кто иной, как президент Обама, Папа все же решил предоставить возможность молодому ученому до конца раскрыть себя:

— Ну что же, доктор Майлз, вы дали исчерпывающий, а главное — искренний ответ на мой вопрос.

Понтифик перевел взгляд на картину, на которой был изображен допрос Иисуса первосвященником Каиафой. Не отводя глаз от нее, он почти шепотом сказал:

— Все мы, кто раньше, кто позже, проходим по дороге изнурительного паломничества через тревогу, смятение и страх за свой завтрашний день. От страданий еще ни один человек не был избавлен — ни бедный, ни богатый. А готовы ли вы принять их как должное, при этом осознавая, что страдаете незаслуженно, а по причине, известной только одному Богу?

В возникшей тишине отчетливо проявился едва слышный шум от кондиционеров, нагнетающих прохладный воздух в кабинет.

— Исходя из ваших церковных канонов, человек не имеет права спрашивать Бога о причине своего незаслуженного, на его взгляд, наказания. Он должен принять его со смирением в надежде на то, что Господь вознаградит его впоследствии сторицей. Не знаю. Лично у меня эта идея пока что не укладывается в голове. Я считаю, что сын вправе и должен спросить Отца, чем он Его огорчил. А иначе напрашивается вывод, что ему это попросту безразлично.

— Смиренномудрие христианских святых мучеников — это непередаваемый духовный опыт, приобретенный в результате множественных сражений с дьявольскими искушениями, — сказал падре Винетти, подчеркивая тем самым, что перед ними сидит всего лишь обычный преподаватель университета и его нельзя строго судить.

— Согласен с вами, падре. Я не святой, да и вряд ли я когда-нибудь им стану, чтобы безропотно принимать от Бога как доброе, так и злое. Я ничего такого не сделал, чтобы получать от Него злое. Вот, собственно, и все. Больше мне добавить нечего.

Понтифик удивился этому искреннему, живому ответу. Он не привык слышать голос, идущий от сердца у тех, кто желал добиться его расположения. Будучи осведомленными, что Папа всеми возможными способами борется за сохранение имиджа традиционного католицизма во всем мире, даже сильные мира сего старались использовать в беседе с ним только бесспорные доктрины христианской догматики. И хотя Майлз ничего предосудительного вроде бы и не сказал, все же Папа почувствовал легкий оттенок бунтарства, исходящий от молодого ученого.

«Откуда у него эта сила и уверенность, неужели он действительно посланник… Нет-нет… Господь дал бы мне знак. А вдруг это искушение, посланное Сатаной, чтобы ввести нас в заблуждение и опозорить на весь мир этим ритуалом»? — одолевали сомнения понтифика.

— Считаете ли вы вероятным, что видение, посетившее вас в пещере, могло быть всего лишь ярким сном? — решил воспользоваться паузой Сантори.

— Разумеется, считаю, но что от этого меняется?

— Ну как что, тогда все сказанное вами — не более, чем плод вашей фантазии. Мы, конечно же, примем информацию о вашем восхождении на Небеса к сведению, но вы у нас будете уже сто четвертым посланником Бога только в этом году, — расставил все по своим местам кардинал, желая побыстрее прекратить этот «балаган», начатый отцом Винетти.

Это было последней каплей в чаше терпения Майлза. Он встал из-за стола. Чувствуя себя оскорбленным сомнениями, которые сквозили в вопросах Папы, и грубостью камерария, он все же выдавил из себя подобие улыбки и спокойно сказал:

— Если это все, ради чего вы меня к себе пригласили, то позвольте откланяться. Мне было приятно пообщаться с вами, но, к сожалению, мне пора вернуться к делам, не терпящим отлагательств. В конце концов я выполнил свой долг и передал вам пергамент.

Отец Винетти залился краской. Он никак не ожидал, что кардинал Сантори сознательно сорвет встречу с Избранником одной лишь фразой, вставленной в то время, пока Папа обдумывал решение. Словно прочитав на его лице эти мысли, понтифик достаточно строго обратился к своему секретарю:

— Кто разрешил вам принимать решения вместо меня и от имени Ватикана делать заявления?