Читать книгу - "Ноктуарий. Театр гротеска - Томас Лиготти"

Учитывая его состояние, он управился с лестницей довольно быстро. И мрак ему нипочем, и ночь ему нипочем. Все ему нипочем. Даже назойливые призраки. «А ну внимательнее будь! И под ноги смотри!» Все, последняя ступенька позади. Звук – от входной двери, сдавленный смех. Хорошо, что еще не убежали. Он поймает их, убедится, что они реальны. Но после тяжелого спуска с лестницы, хватая ртом воздух, он уже ни в чем не был уверен.

Он повернул замок над ручкой и толкнул дверь, стараясь, чтобы промежуток между двумя этими действиями был как можно короче. Холодный ветер забрался под дверь, под ноги, влетел в дом. На крыльце – ни следа шутника. Хотя нет – вот же след.

Пришлось зажечь на крыльце свет, чтобы понять. Прямо напротив двери покоилась на цементном полу разбитая тыква-фонарь – мягкую корку растоптали по всему крыльцу. Он открыл дверь еще шире, дабы разглядеть получше, и ветер улучил момент, мазнув по макушке леденящими крыльями. Какой сильный порыв – закрывай скорее дверь! Закрывай!..

– Вот же маленькие негодники, – громко сказал он, пытаясь взять себя в руки.

– Это ты о ком, старик почтовик? – спросил голос из-за спины.

Кто-то стоял на лестнице. Кто-то невысокий, держа что-то в руках. Вооружен. Ну ничего – у него тоже есть его трость.

– Как ты сюда попало, дитя? – спросил он, не уверенный до конца в том, что перед ним именно ребенок, слишком уж странно звучал голос.

– Сам ты дитя, соня. Ты же так хотел, чтобы тебя кто-нибудь согрел, пока ты сидел в подвале.

– Как ты сюда попал? – повторил он вопрос, все еще пытаясь найти рациональное объяснение происходящему.

– Сюда? Я уже был здесь. Но я сейчас нахожусь и снаружи, если тебе интересно.

– Где снаружи? – спросил он.

– Где все привидения и ведьмы. – И фигура указала за окно, прямо под потолком, на калейдоскоп неба.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он с воодушевлением сновидца, ибо только обыденность сна помогала ему сейчас сохранять рассудок.

– Ты о чем? Я ничего не имею в виду, придира.

«Двойное отрицание, – подумал он, радуясь вернувшейся связи с реальным миром грамматических правил. – Двойное отрицание: два пустых зеркала, возводящие пустоту друг друга в бесконечную степень, ничто, сводящее на нет ничто».

– Ничего?

– Ну да, ничего, а ты отправишься в ничто.

– И как же это произойдет? – спросил он, крепко сжимая трость в предчувствии скорой развязки.

– Как? Мертвые об этом позаботятся… Сладость… или гадость!

И внезапно существо кинулось на него в темноте.

IV

На следующий день его нашел патер Миткевич, который сначала позвонил ему домой, обеспокоившись отсутствием образцового прихожанина на утренней мессе в День поминовения. Дверь патер застал услужливо открытой, а сам хозяин дома лежал у подножия лестницы, запутавшись в старом халате. Бедняга, похоже, снова упал, и этот раз стал роковым. Бессмысленная жизнь, бессмысленная смерть. Как писал Овидий: «В согласии с жизнью была его смерть». Так подумал священник, а на похоронах произнес совсем другую речь.

«Но почему же дверь была открыта, если он упал с лестницы», – озадачился позднее патер Миткевич. Полиция заподозрила неизвестного грабителя – одного или даже нескольких. Мотив мести, взятый в разбор поначалу, был отметен сразу после беседы со священником. Сама идея о том, что такому серому человеку кто-то станет за что-то мстить, казалась неправдоподобной и ни на чем не основанной. В любом случае грабить его никто не собирался – мужчину забили до смерти, вероятно, его же тростью. Позднее было установлено, что труп был осквернен, но это была не трость, как думали вначале, а что-то куда более длинное и грубое, нечто вроде метлы, вероятно очень старой, расщепленной и прогнившей. Теперь полиция всюду ищет ее.

Но они никогда не найдут ее там, где ищут.