Читать книгу - "Живой роскошный ад - Джон Хорнор Джейкобс"

– Я знакомая Клаудии.

Новенькая была на восемь-десять сантиметров выше меня – я могла заглянуть ей прямо в ноздри, где тоненькие волоски переплелись, точно ветви в кроне голого дерева. Любопытный вид. Она улыбнулась, и всё её лицо смягчилось и прояснилось, но глаза оставались грустными. Я понимала, почему Клаудия с ней – казалось, будто рентгенолог одел меня в тяжёлую свинцовую броню.

– Я Лаура, – она пожала мою руку.

– Мы хотим выпить «У Мануэля», – продолжала Клаудия, не отпуская вторую руку Лауры. Затем она, неотрывно глядя на меня, подняла её и поцеловала тыльную сторону ладони. – Хочешь присоединиться?

– Нет, спасибо. Мне нужно готовиться к завтрашним занятиям.

Я поторопилась убрать книгу в сумку и бросилась бежать, бродить по улицам и переулкам, пока, сама того не заметив, вернулась в квартиру Авенданьо.

Открыв дверь, я увидела кота – он сидел в кресле Авенданьо для чтения, задрав ногу, и лизал яйца. Стоило мне войти, он поднял глаза от своих тестикул и уставился на меня большим жёлтым глазом – второй был белый как молоко. Уши кота оказались порваны (должно быть, от битв за территорию с другими самцами), а мех, рассечённый узором лысых царапин, подтверждал мою догадку о его воинственной натуре. Хвост отсутствовал уже много лет. Один вид этого крупного животного заставил меня остановиться как вкопанную.

Наконец кот отвернулся, встал, потянулся, спрыгнул с кресла и затопал ко мне: крепко прижался к ноге, молча обтирая её и давя на голень всем своим весом. Описав вокруг меня круг, кот направился обратно в квартиру и на балкон. Я последовала за ним, чтобы не терять животное из виду; он прыгнул на узкие чугунные перила, перешёл на ближайшую крышу в красной керамической черепице, удостоил меня взглядом напоследок и нахальной походкой поднялся по крыше, скрываясь из виду.

Я озадаченно вернулась ко входу – пришло только два новых конверта. Один содержал очевидную рекламу, второй был адресован мне, и я его открыла.

Драгоценная Исабель,

Я жив и здоров в Буэнос-Айресе. Купил дешёвый «Фольксваген-жук» – давным-давно, пока небеса не рухнули, у меня был такой же. Хотел снять джип, но здесь в Аргентине никто не даст в аренду машину одноглазому мужику, собирающемуся в Махеру. Видаля здесь не любят, и ходят зловещие слухи об ANI и тайной полиции Видаля, влияние которой якобы распространяется за границу. Когда на смену хунте пришёл Альфонсин, Аргентина образумилась, и теперь смотрит на соседку с немалым подозрением.

Пишу тебе из Кордобы – отсюда родом семья моей жены. После переворота – что был так много лет назад – они ничего о ней не слышали. Здесь в Аргентине у меня неоднозначная репутация, мне не очень рады, и придётся идти дальше. Завтра я уеду – попытаюсь прорваться в Махеру. Нужно решить, пересечь ли границу у Сантаверде или через горы у Каскавеля, ближе к северу. Склоняюсь ко второму – говорят, граница у Сантаверде кишит карабинерами, у которых прямые связи с тайной полицией.

Давай договоримся о телефонном звонке 12 ноября в шесть часов вечера. Я позвоню в свою квартиру и, если ты будешь там и ответишь, останусь очень признателен. Под моей кроватью – телефон, а на кухне – розетка для него.

Открывай всю почту, какую найдёшь, – я ожидаю пару чеков от издателей. Можешь положить их в Банк Барселоны на Калье-Пассасуэго. Только захвати удостоверение личности – я сообщил им, что ты будешь моим агентом.

Скучаю по нашим беседам и совместно проведённому времени.

Корми кота – он твой защитник. Если прочитаешь книги, не критикуй слишком жёстко. Подумав, я решил, что некоторые рукописи в моей квартире не стоит читать – определённые вещи лучше не знать.

Твой друг,

Старик казался мне то невыносимо раздражающим, то очаровательным, однако я за него волновалась. По слухам, ANI убили тысячи людей и подвергли пыткам в десять раз больше, а он ехал им навстречу.

Я просмотрела остальную почту. Я сносно знаю английский, плохо – немецкий и ужасно – французский, но добраться до смысла писем было нетрудно: одно пришло из Америки, от другого изгнанника из Махеры, поэта и учёного, очевидно, бывшего хорошим и близким другом предположительно покойного Авенданьо, – он просил совета в продвижении своей карьеры. Второе письмо тоже было от близкого друга – пожалуй, слишком близкого: женщины, не стеснявшейся в описаниях эротических актов, которые хотела совершить с Оком. Судя по контексту, они переписывались уже давно и оживлённо; в её искренних похотливых фразах читалось желание свидания – Авенданьо оставалось только его прочитать. Скорее всего, он всё понимал. Среди бесконечных отчётов по продажам скрывались три чека от издателей – один из Франции, другой из Германии, третий из Британии – в совокупности составлявшие двадцать тысяч песет. И снова реклама.

В последнюю очередь я открыла два письма из Махеры, адресованные Рафэ Даньо. Первое было ответом от некоего Хосе Бланко – махерского министра лицензий и разрешений на ведение бизнеса: он заявлял, что в записях нет упоминаний ни Беллы Авенданьо, ни Исабеллы Авенданьо, ни Исабеллы Кампос; но, продолжал сеньор Бланко, он с радостью приглашает Рафэ Даньо в свой кабинет, чтобы более подробно обсудить его интерес к пропавшим женщинам.

Я содрогнулась – его формулировка вызывала ужас на физическом уровне.

Отложив письмо, я открыла последний конверт – в нём был лишь маленький листочек бумаги: