Читать книгу - "Галили - Клайв Баркер"

Но настал день, когда Кадм отказался переодеться в сияющий свежестью костюм и предпочел остаться в пижаме. Когда Селеста, его сиделка, деликатно заметила, что ночью он испачкал пижамные брюки, старик заявил, что не имеет ничего против собственного дерьма. Потом он потребовал, чтобы его отвезли на первый этаж и посадили перед телевизором. Сиделка, выполнив его распоряжение, послала за доктором. Но Кадм не пожелал, чтобы его осматривали. Он велел Ваксману убираться прочь и оставить его в покое. В противном случае, предупредил он, доктору придется горько пожалеть, потому что Кадм не только лишит его пенсии, но и изымет все средства, которые семейство Гири когда-либо вложило в медицинские исследования.

— В этот момент он так напомнил мне прежнего Кадма, — поделился доктор с обеспокоенной Лореттой. — Может, мне стоит сделать еще одну попытку осмотреть его?

Но Лоретта сочла за благо не раздражать старика и отпустила доктора, пообещав непременно позвонить, если в состоянии ее мужа наступит ухудшение. Доктор выслушал ее с явным облегчением и отбыл восвояси, оставив Кадма смотреть бейсбол по телевизору. Примерно через час Лоретта принесла ему завтрак: суп, рогалик и немного сливочного сыра. Он приказал ей поставить поднос на стол и пообещал, что поест позднее. Сейчас ему не до еды, он хочет посмотреть игру.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — осторожно осведомилась Лоретта.

— Превосходно, — ответил Кадм, не отводя глаз от экрана, впрочем, судя по каменному выражению его лица, происходившее на бейсбольном поле не вызывало у него ни малейшего интереса.

Лоретта послушно опустила поднос на стол.

— Может, ты хочешь чего-нибудь другого? — спросила она. — Например, фруктов?

— Не беспокойся, милая, мне хватит и этого дерьма, — любезно ответил Кадм.

— А может, принести шоколадный пудинг?

— Лоретта, я не малое дитя, — отрезал Кадм. — Хотя я прекрасно понимаю — с тех пор, как я в последний раз доказал тебе, что я мужчина, прошло чертовски много времени. Не сомневаюсь, все это время ты не скучала и отлично трахалась на стороне...

— Кадм, прошу тебя!

— Думаю, тот, кто тебя трахал, оценил все твои достоинства — и сиськи, и задницу, и живот. И понял, что ты потратила немало моих денег, чтобы все это не отвисало, а имело вполне приемлемый вид.

— Кадм, прекрати!

— Слушай, а как насчет маленькой пушистой киски, что у тебя между ног? — осведомился он светским тоном — Ее ты тоже привела в порядок? Думаю, годы не прошли даром и для этого милого создания.

— Мне противно все это слушать, — простонала Лоретта.

— Значит, я прав, — ухмыльнулся Кадм.

— Если ты сейчас же не прекратишь...

— То что? Ты меня накажешь, да, дорогая? — с прежней любезностью спросил Кадм, и улыбка тронула его пергаментные губы. — Перебросишь через колено и хорошенько отшлепаешь по заднице? Помнишь, любовь моя, как я проделывал это с тобой? Помнишь ту лакированную щетку для волос, которая служила нам обоим знаком того, что ты нуждаешься в небольшом наказании? Всякий раз, когда твоя задница начинала тосковать по взбучке, ты дарила мне эту щетку, а я уж знал, что делать.

Этого Лоретта уже не могла вынести. Громко стуча каблучками, она направилась к двери.

— Как ты считаешь, все эти годы я был нем как рыба? — бросил ей в спину Кадм. — Или все-таки кой-кому рассказал о твоих маленьких причудах?

Лоретта остановилась как вкопанная.

— Нет, ты не мог... — прошептала она.

— Дорогая, ты меня смешишь, — заявил Кадм. — С какой стати мне держать рот на замке? Конечно, я не трепался направо и налево, а сообщал о твоих милых прихотях лишь избранным. Например, Сесилу. И некоторым членам нашего достойного семейства.

— Ты мерзкий, отвратительный, гнусный старикашка...

— Ты совершенно права, прелесть моя. Прошу тебя, продолжай. Возможно, нам больше не представится случая наговорить друг другу нежностей.

— У тебя никогда не было ни стыда, ни совести.

— Полностью с тобой согласен. В противном случае я бы на тебе ни за что не женился.

— Что ты имеешь в виду?

— Если помнишь, претендентов на твою руку было немного. На женщинах с такой репутацией не принято жениться. Знаешь, когда я впервые увидел тебя голой, я подумал: наверняка на этом теле не осталось ни единого нетронутого места, каждый его дюйм целовали, сосали, щипали, кусали. И эта мысль возбудила меня донельзя. Мне твердили со всех сторон: зачем ты женишься на этой шлюхе, она переспала со всем Вашингтоном, но я отвечал: ну и что, все равно я могу научить ее кое-каким штучкам, которых она не знает. — Кадм смолк и услышал, как Лоретта тихонько всхлипывает. — Какого черта ты плачешь? — возмутился старик. — Когда я наконец сдохну, ты сможешь рассказать всем и каждому, что я был грубой скотиной. А еще лучше — напиши книгу и поведай всему миру о страданиях, которые ты испытала, живя с грязным, развратным старым козлом Мне на это наплевать. Думаю, скоро мне будет не до ваших делишек. Придется платить за свои грехи. А счетов накопилось немало.

В течение всего разговора Кадм не отрываясь смотрел на экран, но тут он с трудом повернул голову и устремил на Лоретту пронзительный взгляд.

— Как известно, богатым заказан путь в царствие небесное, — заметил он. — А в аду им уготованы особые муки. Так что не забудь помолиться обо мне, хорошо? — Лоретта не ответила, глаза ее застилали слезы. — О чем ты думаешь? — не оставлял ее в покое Кадм.

— Я думаю... думаю о том, любил ли ты меня когда-нибудь?

— Ах ты, моя прелесть, — усмехнулся старик. — По-моему, нам уже пора забыть о подобных сантиментах.

Лоретта вышла из комнаты, не сказав больше ни слова. Спорить с Кадмом не имело смысла — несомненно, лекарства оказывали угнетающее действие на его рассудок. Может, доза была слишком велика, об этом стоило поговорить с Ваксманом. Лоретта поднялась к себе и переоделась, выбрав платье, сшитое еще к прошлому сезону, но до сих пор у нее ни разу не было настроения его надеть. Ей казалось, что это простое белое платье ее бледнит. Однако теперь, рассматривая себя в зеркале, она сочла, что строгий стиль ей к лицу, он придавал ее облику холодность и неприступность.

Кадм назвал ее шлюхой, и это было несправедливо. Конечно, в ее жизни были веселые времена, все, что он наговорил о ее теле, на котором не осталось нетронутых уголков, чистая правда. Но в чем ее вина? В том, что она использовала красоту, которой наградил ее Господь? В том, что она стремилась использовать любую возможность получить удовольствие — везде, всегда и со многими? В этом нет ничего постыдного. И Кадм, как это ни странно, в начале их романа даже гордился ее репутацией. Ему всегда нравилось, когда за объектом его ухаживаний тянулся шлейф сплетен и слухов. Спору нет, несколько раз она, поддавшись тщеславным побуждениям, прибегала к искусству пластических хирургов. Но, опять-таки, что с того? Разве плохо, что она выглядит на десять лет моложе своего возраста, при неярком освещении ей никак не дашь больше пятидесяти лет. И у нее не было ни малейшего желания использовать свою красоту для того, о чем говорил Кадм. С тех пор как она стала его женой, у нее был только один любовник, и роман их длился всего неделю. Вспоминая о нем, было бы приятно думать, что она разбила его сердце, но Лоретта не питала подобных иллюзий.