Читать книгу - "Бестиарий - Эль Бруно"

Почему-то все думают, что шахидки должны выглядеть этакими черными, неуклюжими снеговиками в хиджабе. Но смерть проникла в самолет в обтягивающих теплых джинсах, подчеркивающих стройные ноги. Девушка носила коротенький, но довольно объемный пуховик с натуральным белым мехом на капюшон, она двигалась плавной походкой манекенщицы. Красивая и бесконечно глупая оболочка смерти.

Я уверен, что заметил бы ее сразу, попадись она мне на глаза при посадке. Но ее не было, а это значит – она пряталась в самолете до того, как в него стали запускать пассажиров. Полагаю, она была в туалете. Выходит, среди сообщников – сотрудники аэропорта и, судя по небольшому количеству взрывчатки, где-то в хвосте разгуливает еще один камикадзе. Придется указывать в отчете отцу слишком много деталей, а это – утомительно.

Медленно… Все происходило буквально по-черепашьи нелепо.

Собственный голос звучит для Кристиана глухо, заторможено, хотя он говорит тихо, четко и быстро:

– Это – самодельная взрывчатка, и она сама изготавливала ее, судя по шрамам на руках. На тыльной стороне ее правой ладони есть татуировка арабской вязью, она сделана совсем недавно – кожа еще припухшая. Тату переводится, как послание: «Вкушающий горечь в мире сем и погибающий за Аллаха, вкушает радости рая в жизни иной».

Пока Кристиан шептал и озирался по сторонам, Саша молчала.

– Сиди здесь, жди моих указаний, – детектив поднялся с места и пошел в сторону хвоста самолета. Его помощница умела притворяться, а потому мимика ее быстро сделалась совершенно спокойной и скучающей. Чтобы случайно не выдать ужаса на своем лице, способного передаться тревогой по салону, она уткнулась в какой-то рекламный буклет, хотя листы тряслись в ее руках, а глаза не видели бессмысленных иероглифов, превратившихся в буквы.

Кристиан вернулся спустя долгих две минуты. Он обнял Сашу одной рукой и склонился к ее уху – это вынужденная близость, но ею легче всего замаскировать любую глупость в поведении.

– Их трое. Один смертник – это связной между девушками в двух концах самолета. Обе готовятся к взрыву. У каждого в ушах наушники – переделка под плееры, но с микрофонами. Я заметил их слишком поздно, если они покинули свои места. Чтобы ты ни узнала сегодня обо мне, если мы выживем, помни – даже я не всегда свободен в своих действиях.

Саша недоуменно моргнула, но он покачал головой, вытащил из кармана какой-то странный, небольшой, вытянутый чехол, вроде футляра для очков, и пробормотал:

– В такие минуты принято говорить «прощай».

– Иди к дьяволу со своим «прощай», – с нервным возмущением откликнулась девушка.

– Ну, в принципе, точная формулировка, – безмятежно подтвердил Фишер, покидая свою помощницу.

Саше захотелось крепко обнять Кристиана, потому что погибать в одиночестве среди ничего не подозревающих людей казалось ей чудовищным. Но Крис уже ушел, обдав ее душу таким жгучим холодом, что некоторое время сдерживая рвущиеся изнутри молитвы и рыдания, она просто сидела, повернувшись лицом к окну.

Мимо пролетали, проплывали иллюминаторы, люди, всегда казавшиеся мне одинаковыми. Разными, я думал, их делают предметы и скорость их личной энтропии.

К счастью, я не способен испытывать ужас. Эмоциональный человек мог бы здорово ухудшить положение дел…

Даже с моей слепотой, последний взгляд Александры в мою сторону легко расшифровывался – ее нервы не так уж и крепки, как хотелось бы, и она пойдет за мной. Придется это учесть.

Демон, которого я ищу, ненавидит саму жизнь. Он – фиолетовый, на сокровенном пике пирамиды соседствует с богом, добродетелью и актом чистого творения. Демон, которого я ищу – воплощенный дьявол, древний, как сама Вселенная. Не злой, а лишь выполняющий свою функцию разрушения.

Демон, которого я ищу, овладел рассудком сразу трех одержимцев, но выбрать я мог только одного.

Время, как искалеченное, плелось все медленнее…

«Вот, возможно, последние мои минуты, – думала Саша, глядя в иллюминатор и не видя еще недавно ослепительной высоты. – Я увидела небо, как видят его птицы. В конце своей жизни я не имею права просто сидеть без дела. Чувствую, что могу быть полезна. Да, верно… Я могу».

Она, неожиданно почти успокоившись и отрешившись, поднялась и пошла в сторону хвоста. Стюардесса спросила, всё ли с ней в порядке, и девушка убедительно солгала. Даже на уровне интуиции уловить фальшь было бы сложно.

Саша рассматривала людей, и на глаза ей попалась одна из самоубийц, замеченных Кристианом, но она аккуратно обошла ее, уткнувшись в свой телефон. Эта была одета уже как мусульманка. Она неторопливо двигалась к пустому креслу в хвосте самолета.

Подавить ужас оказалось на удивление просто – Саша вспомнила, как в больнице, когда страх переходил мыслимые границы, ей неожиданно становилось всё равно, и она приобретала способность действовать хладнокровно.

Она увидела Кристиана в конце салона и подошла к нему, обняв его за шею с улыбкой. Шепнула:

– Больше всех боится связной между ними. Мужчина в чёрной куртке, на которого ты незаметно мне показал. Он – самый уязвимый, но главный. Без него ничего не случится.

– Нужна еще информация. Думай.

– У него отобрали то, что он любил. Он сидит, сжав руками подлокотники и постоянно смотрит в иллюминатор. Шевелит губами – молится, но брови его в ярости сдвинуты. Я знаю это выражение лица. Он заставляет себя делать то, чего делать не хочет. Какая-то часть его надеялась обрести новую жизнь после трагической потери. Над ним психологически издевались, Крис.

– Понял, – одобрительно кивнул Кристиан. – Будь в туалете, жди. Не выходи, чтобы ты ни услышала.

На самом деле, Саша была уверена в себе лишь наполовину. Она читала необходимую информацию по отведенному в сторону взгляду, скорби на лице, по упрямо сжатым губам и капле обиды в глазах. Микрожесты и мимические следы страданий подсознание эмпата выхватывало, не подвергая сознательному анализу и сразу выдавая результат.

Девушка юркнула в кабинку и, оставшись в одиночестве, принялась молиться. Саша относилась к религии довольно просто и считала, что в мире есть сила, неподвластная нашему разуму. Божественна она или нет, но гармонична, сложна и прекрасна. Словом, она считала себя агностиком. Но, молясь, обращалась не к Богу, а к Силе. Саша чувствовала, что она существует, существует именно сейчас в самом её разуме. Она рождается в человеке на пике отчаяния, когда закаляется сталь на грани с температурой, которую она в состоянии вынести, и ударов молота. Кто-то с силой бил этим молотом, вот что чувствовала Саша.

Она перестала плакать и хладнокровно посмотрела в зеркало на своё отражение.

«Всего-лишь физическая оболочка. Я. Ничего. Не боюсь».

Никогда бы она не подумала, что способна на такую внутреннюю смелость, но теперь перед готовностью к смерти сила заполняла её жилы неуклюжего, хрупкого тела.