Читать книгу - "Последняя черта - Феалин Эдель Тин-Таур"

Шелестели листья. Свежий вечер спустился на засыпающие деревья, огороженные забором с пиками. Викторию всегда интересовало, зачем острые пики на обычном заборе, через который и так перелезет любой мальчишка. От кого они могли защитить? Идя с мамой за руку она всё равно чувствовала себя в безопасности, пусть пики на заборе и были бесполезны. Тепло стучали мамины каблуки: «тук-тук, тук-тук».

В парке было прохладно, но мама всегда надевала на неё шапку. Говорила, надо закрывать уши и голову, иначе продует. Виктория знала из уроков биологии, что там нечего продувать, но послушно кивала, понимая, что речь об обычной простуде. Сама простуда была не страшна — во время простуды мама всегда отпрашивалась с работы, сидела рядом на кровати, приносила тёплый чай и пела много-много колыбельных.

— Ты споёшь мне перед сном? — спросила Вика.

— Конечно, — улыбнулась мама.

Вика крепче сжала мамины пальцы и продолжила рассматривать окружающий мир. Темнота завораживала. Почему-то казалось, что там, за листьями, скрывается существо — большое, страшное, но доброе. Стоит только выпустить мамину руку, сойти с кирпичной дорожки — и оно спросит низким мягким голосом: «Чего тебе надо, маленькая девочка?», а Вика обязательно скажет, что хотела бы малиновое варенье, которое мама приносила только на праздники и жаловалась, что никто его больше не делает; ещё хотела бы собственный маленький детский электрокар — ездить по специальной игрушечной полосе для детей из дома в школу; и, конечно, хотела бы, чтобы мама больше не возвращалась уставшая после работы и не засыпала на кухонном столе. Тогда Вика её не будила, приносила из гостиной плед, укрывала маму сверху и, как заботливая дочь, ложилась спать без колыбельных.

— Какие оценки сегодня получила? — спросила мама.

Вика мотнула головой, прогоняя наваждение — показалось, видимо, от усталости, что среди ветвей загорелись большие добрые, но страшные глаза.

— Меня похвалила учительница по математике, — похвасталась она, зная, что мама всегда гордится её успехами. — Сказала, что я схватываю всё на лету. И очень способная.

— Думаю, она права. Ты у меня золото.

Мама почему-то чуть сильнее сжала пальцы Виктории. Навстречу им уверенно шёл вышедший из расступившихся тёмных деревьев, как какой-то маг, высокий мужчина. Его руки ветвями росли из широких плеч и прятались в карманах. Виктория вежливо улыбнулась ему, потому что очень редко встречала на этой дороге других людей, но мама потянула её за руку ближе и покачала головой.

Мужчина шёл ровно посередине дорожки. Мама сначала прижалась к правой стороне, надеясь, что он подвинется влево, как это делали другие люди, но тот не двигался. Потом мама потянула Вику влево, однако мужчина оказался совсем близко и остановился перед ними. Он улыбнулся, а потом достал из кармана чёрный треугольный предмет, блеснувший в свете тусклого грязно-жёлтого фонаря.

— Беги, Вика!.. — крикнула мама, выпуская её руку, и первая бросилась на мужчину, словно этот предмет был очень опасен.

Вика почувствовала — был. Похолодела вся, попыталась сдвинуться с места, но не получилось. «Продуло,» — пронеслась мысль в голове. А мама повалила мужчину и покатилась с ним вместе по склону в сторону речки. На чёрной воде не было ни единой утки, которых они с мамой кормили иногда по утрам. Мама и мужчина докатились до берега. С мамы свалилась туфля, а на ней разорвалось платье. «А на меня она ругается, когда я что-то порву или потеряю,» — подумала Вика, а на глаза навернулись слёзы. Страшный предмет, мама, туфля, платье — это было плохо, очень-очень плохо, и совсем далеко от людей. Нужно было звать на помощь, нужно было бежать, искать кого-нибудь, помочь маме справиться с этим чудовищем, но мысли путались, тело словно пронзило током и она могла только стоять с широко раскрытыми глазами, полными слёз, и смотреть на то, как мама пыталась выцарапать мужчине глаза.

— На помощь! — кричала мама.

— Мама, я сейчас, — прошептала Вика сквозь слёзы, проглотив колючий горький комок. Ей показалось, она даже сдвинулась с места, но ей только показалось.

Мужчина сделал маме больно, и она закричала. Теперь он нависал над ней, держал её руки — но ведь мама должна была держать за руку её! — рвал оставшуюся ткань платья. И почему взрослых никто не ругает? Он тыкал в её лицо чёрной штукой, её лицо тоже блестело, от слёз — доброе чудовище совсем не слушало Викиных желаний! — она больше не звала на помощь, наверное, она думала, что на помощь будет звать Вика. А Вика не могла. Ничего не могла.

Мужчина раздел маму. Она была белая-белая на фоне чёрной-чёрной речки, а мужчина сливался с кронами и травой. Совсем злой, совсем беспощадный, настоящий мрак из страшного лесного царства, он тоже что-то с себя снял и теперь белел рядом с ней, а маме снова стало больно. Только она кричала тихо, через сжатые губы, ждала, пока она, Вика, натянет шапку, выздоровеет от внезапной простуды и побежит снова по улицам, позовёт: «На помощь!».

«Тук-тук, тук-тук» — не стучали мамины каблуки, ведь она потеряла свои туфли. «Тук-тук, тук-тук» — стучало что-то внутри Вики, заглушало хлюпающие звуки. Наверное, утки никуда не улетели, только прятались в камышах. Вика хотела бы позвать хотя бы уток, но не умела говорить на их языке. Совсем не умела говорить от этой простуды.