Читать книгу - "Сорок третий номер... - Дмитрий Герасимов"

Виктор зло загудел машине, попытавшейся влезть перед ним в полосу. Куда вам всем надо? Места нет ни слева, ни справа – какие маневры? Стой в своей полосе и не дергайся!..

И что же случилось потом? А потом произошло самое скверное. Единственный свидетель по делу о преднамеренном убийстве в присутствии следователя опознала убийцу в женщине, которую опер-уполномоченный Виктор Кошкин собственноручно привел в прокуратуру. И не просто привел, а – провел, представив своей хорошей знакомой.

Немыслимых усилий стоило ему убедить следователя, что «свидетельница не в себе», что ей нужен отдых после пережитого стресса. Но тот тем не менее взял с Киры письменные объяснения и поинтересовался, где она была минувшей ночью в промежутке между двенадцатью и двумя часами. Дальше – хуже. Выяснилось, что алиби у нее нет. Она, якобы, провела всю ночь дома, в своей постельке. А муж… этот сморчок слюнявый, поэт задрипанный… муж, оказывается, задержался допоздна на работе, потому что готовил сделку, и подтвердить алиби не сможет!

Виктор выключил зажигание. Хватить греть мотор! Термостат едва справляется. Стрелка уже приблизилась к ста градусам. Скорее всего, эта любовница Рыбакова просто спятила. Отсюда – и весь бред про женщину с экрана. Следовательно, если бы Виктор зашел в кабинет не с Кирой, а, скажем, с лейтенантом Таней Быструшкиной… кстати, она вчера была без лифчика… в форменной рубашке с погонами так аппетитно колыхалась ее грудь!.. Так вот, если бы зашел с Таней – то и она оказалась бы «той самой женщиной в сквере». Хорошо, коли так. А если нет? Если худая стерва в красной, как тряпка тореадора, блузке – нормальная, вменяемая особа с хорошей зрительной памятью и великолепными характеристиками с места работы? Тогда…

Виктор похолодел. Он даже не услышал, как ему гудят задние машины. Тогда… Это просто чудовищно! Такое даже предположить невозможно! Получается, что Кира, у которой, допустим, рыло в пуху… ну, может, она и не убийца, конечно… но вполне могла попасть в неприятную историю… выслеживала кого-нибудь, вынюхивала, искала материал для своей писанины и – бах – оказалась в неподходящее время в ненужном месте… получается, что Кира просто использовала его, как громоотвод. Кому придет в голову подозревать в чем-то нехорошем известную журналистку, которая с другом-оперативником сама приехала в прокуратуру «добывать информацию по этому делу»?

Виктор пошарил рукой по торпеде, схватил пачку сигарет, обнаружил, что она пустая, со злостью скомкал ее и выбросил в окно. Думай, товарищ старший лейтенант, что теперь делать. Искать доказательства Кириной невиновности или, напротив, стараться вывести эту хитрую и бездушную женщину на чистую воду?

Пробка стала редеть. Виктор запустил двигатель и теперь медленно двигался по мостовой в потоке оживших машин.

Пару дней назад, кстати, был похожий случай. Тоже мужчина и тоже возвращался из кино. Но, правда, не с любовницей, а с женой. Добрались до дома, легли спать. Глубокой ночью – звонок. Мужа попросили выйти поговорить на лестничную клетку. А потом он летит из окна пятого этажа. Приезжает наряд, то да се… Вызывают труповозку… И врачи обнаруживают у покойничка в затылке пулевое отверстие. Как всегда у нас… Менты ничего сами определить не могут. Они утопленника от зарезанного не отличат! Был, кстати, такой случай. В реке труп нашли. Приезжает «дежурка» из местного отдела. Протокольчик осмотра, туда-сюда. Вывод: утонул по пьяному делу. А у того нож из груди торчит. Ох, как нам не хочется «висяки» себе вешать!

Так вот, возвращаясь к выпавшему из окна мужу. Жену допрашивали, ничего не видела, не слышала. С кем супруг на лестницу потопал – понятия не имеет.

Виктор высунулся из окна:

– Эй, приятель, угости сигареткой!

Водитель машины, движущейся во встречном направлении, протянул ему раскрытую пачку.

– Мерси. – Кошкин щелкнул зажигалкой и с наслаждением затянулся.

Это дело, кажется, сейчас у Пашки Щеголькова. Толковый следак, но завален работой по горло. Может статься, что после оперов несчастную жену, то есть, вдову погибшего еще никто не допрашивал.

Виктор нащупал в кармане телефон, достал его, набрал в поисковике Shegol и нажал кнопку вызова.

– Неприятная история, – покачал головой отец, когда Кира, наплакавшись вволю, сидела, поджав ноги, в кресле в гостиной и прихлебывала горячий шоколад из крохотной фарфоровой кружки. – Может дойти до журналюг из вражеского стана, и тогда те начнут зубоскалить вволю.

– Да будет вам, Андрей Иванович, – махнул рукой Николай. – Обойдется. Эта мадам, которая свидетель, видать, тронулась головой после пережитого. Оно и понятно: не каждый день любовники из окон выпадают. Уверен: завтра она придет в себя, и еще извиняться будет. А ты, дорогая, – он повернулся к жене, – напрасно меня не привлекла в свидетели. Я бы подтвердил твое алиби.

– Я тоже думаю, что все будет в порядке, – шмыгнула носом Кира. – И вообще, давайте все-таки допразднуем сегодняшний день, чуть-чуть подпорченный, но не переставший быть моим.

– Принести тебе кусочек нашего торта? – спросил отец.

– Нет, папка, – она покачала головой. – На ночь не буду. А вот лучше, знаешь, что?..

– Неужели еще водки? – ахнул Николай.

– Нет, – рассмеялась Кира. – Я хочу, чтобы папка выполнил мое желание… – Она мечтательно зажмурилась. – Хочу опять и опять слушать чудесную, трогательную и такую родную историю, как он меня искал, искал и, наконец, нашел. Хочу, чтобы ты, Колька, принес мне еще горячего шоколада, сел рядом и тоже послушал.

– В десятый раз? – улыбнулся он.

– Хоть в сто десятый. – Кира протянула ему пустую кружку и поудобнее устроилась в кресле. – Нет ничего на свете трогательнее этой истории!

Отец погладил усы и улыбнулся:

– С удовольствием, дочка. Ведь и для меня нет ничего в жизни важнее. Значит, так…

– Подожди, – девушка закрыла глаза. – Я буду представлять себе, как это было… – Она приготовилась. – Начинай, папка.

– Когда нас разлучили с твоей мамой, – он бросил влажный взгляд на фотографию в рамке, – я долго ничего о ней не знал. И уж тем более не предполагал, что она в тюрьме…

Я искал ее повсюду. Пытался найти людей, которые хоть что-нибудь могли мне о ней рассказать, силился ухватиться за самую тонкую ниточку, способную указать правильный путь. Знаешь, как в сказке: бросишь клубочек и идешь туда, куда он покатится. Хоть в тридевятое царство. Но такого волшебного клубочка у меня не было. И ниточки – тоже. Но я не отчаивался. Я так ее любил, что готов был ждать годы, перерыть горы песка ради одной золотой крупицы надежды.

– Как красиво… – вздохнула Кира. – Говори… говори…

– У меня была только вот эта ее фотография, – отец кивнул на телевизор. – Я смотрел на нее, и мне казалось, что моя любимая рядом, что стоит только сильно захотеть – и ее глаза на снимке потеплеют, губы прошепчут «люблю». Я хотел, очень хотел… Я разговаривал с ней долгими вечерами, засыпал и просыпался, прижимая к груди ее портрет. Но она не оживала. Только грустно смотрела на меня.