Читать книгу - "Обстоятельства гибели - Патрисия Корнуэлл"

Люси хочет сказать, что те видеоклипы, которые она просмотрела, ничего особенного нам не говорят. Она полагает — и небезосновательно, — что дома у нашего клиента есть компьютер, возможно, даже не один, но где он живет и кто он такой, ей пока определить не удалось.

— На жестком диске и SD-карте сохранилась лишь запись от 5 февраля, то есть прошлой пятницы, — продолжает Люси. — Значит ли это, что наблюдение только-только началось или что видеофайлы слишком большие и занимают много места на жестком диске? Скорее второе. Возможно, они скачиваются куда-то еще, а на жесткий диск и SD-карту идет новая запись. В таком случае мы имеем последнюю запись, но это вовсе не значит, что где-то нет других, более ранних.

— Тогда можно предположить, что видеоклипы перекачивались удаленно.

— Будь я шпионкой, так бы и делала, — говорит Люси. — Я бы входила в систему и скачивала что хотела.

— А как насчет просмотра в реальном времени? — спрашиваю я.

— Вполне возможно. Если шпионили за ним, то тот, кто вел слежку, мог подключиться к веб-камере и видеть все как есть.

— То есть наблюдать за ним?

— Такое объяснение представляется наиболее логичным. Или же собирать информацию, шпионить. Некоторые именно так и делают, когда подозревают, что их обманывают. В общем, вариантов много.

— Тогда нельзя исключать, что он непреднамеренно записал собственную смерть. — Мысль эта дает лучик надежды и в то же время глубоко меня трогает. — Я говорю «непреднамеренно», потому что мы не знаем, с чем имеем дело. Не знаем, например, умышленно ли он записал свою смерть и, следовательно, не совершил ли самоубийство. Я должна все учитывать.

— Никакой он не самоубийца, — подает голос Марино.

— На данный момент мы не можем ничего исключать, — повторяю я.

— Например, вариант с бомбистом-самоубийцей, — говорит Люси. — Как в Колумбайне и Форт-Худе. Может, он хотел совершить теракт в Нортон’с-Вудс, убить как можно больше людей, а потом покончить с собой, но что-то пошло не так, и у него не получилось.

— Мы не знаем, с чем имеем дело, — в который уже раз повторяю я.

— В обойме у «глока» семнадцать патронов, и еще один в стволе, — сообщает Люси. — Мощная штука. Любую свадьбу испоганишь. Надо узнать, кто женился и что были за гости.

— У людей такого рода есть еще и дополнительные магазины. — Я знаю, как это было в Форт-Худе, в Вирджиния-Тек и во многих других местах, где преступники открывали огонь, не особенно заботясь о том, кого убивают. — Те, кто планирует массовое убийство, обычно запасаются и патронами, и оружием. Но я с тобой согласна. Американская академия искусств и наук — заведение не простое. И правда, надо бы разузнать подробности этой свадьбы.

— По-моему, ты и сама член этой конторы, — обращается ко мне Марино. — Может, знаешь, к кому обратиться за списком членов этой академии, расписанием мероприятий?

— Я не член.

— Шутишь.

Я могла бы сказать, что не получала ни Нобелевскую, ни Пулитцеровскую премию, что у меня нет степени доктора философии, но я доктор медицины и доктор права, но это не в счет. Я могла бы напомнить, что список членов академии в данном случае не так уж важен, потому что здание может арендовать и не член академии. Важны только связи и деньги. Но вдаваться в пространные объяснения у меня не было ни малейшего желания. И кто его просил звонить Бриггсу? Вот на черта он это сделал?

— Что касается записей. Есть хорошая новость и не очень. — Люси опускает руку за сиденье и подает мне свой айпад. — Хорошая новость: ничего не было стерто. По крайней мере, последняя запись сохранилась. И это может послужить аргументом в пользу того, что шпионил все-таки он сам. Ведь если бы кто-то следил за ним и был причастен к его смерти, он, скорее всего, подключился бы к веб-адресу и очистил жесткий диск и SD-карту прежде, чем до них добрались бы люди вроде нас.

— А как насчет того, чтобы унести это чертово радио и наушники? — вступает Марино. — Если парня вели, если на него охотились и кто-то его шлепнул? Лично я бы на месте ловкача прихватил и то и другое да и смылся. Бьюсь об заклад, запись делал он сам. И в то, что это был кто-то другой, никогда не поверю. А еще я уверен, что этот парень занимался чем-то незаконным. Не знаю, зачем ему все это шпионское оборудование понадобилось, но знал о нем только он один. Досадно, что нет записи преступника, того, кто его угрохал. Тоже, кстати, примечательный факт. Если он нарвался на кого-то, когда выгуливал собаку, то почему камера это не записала?

— Камера не записала, потому что он этого типа не видел, — отвечает Люси. — Он на него не смотрел.

— При условии, что человек, так или иначе способствовавший его смерти, вообще был, — напоминаю я обоим.

— Верно, — соглашается Люси. — Устройство записывает преимущественно то, на что смотрит тот, кто его носит. Камера находится на макушке и направлена непосредственно вперед, как третий глаз.

— Значит, тот, кто его шлепнул, подошел сзади, — подводит итог Марино. — И случилось все так быстро, что жертва не успела даже обернуться. Либо так, либо имело место нечто вроде снайперского выстрела. Может, в него выстрелили с расстояния. Типа отравленным дротиком. Некоторые яды ведь вызывают кровоизлияние, так? Кто-то скажет, что это уж слишком, но ведь такое иногда случается. Помните тот случай, когда агент КГБ отравил кого-то рицином[12], уколов зонтиком? Тот парень ждал автобус на остановке, и никто ничего не заметил.

— Человек, о котором ты говоришь, был болгарским диссидентом и работал на Би-би-си. Насчет зонтика полной ясности нет, а вот ты без карты только глубже в чащу забираешься, — отрезаю я.

— В любом случае рицин не убивает мгновенно, — вставляет Люси. — Как и большинство ядов. Даже цианид. Не думаю, что его отравили.

— И это к тому же нам совершенно не поможет, — отвечаю я.

— Моя карта — опыт копа, — говорит Марино. — Я использую свои дедуктивные навыки. Не зря же меня называют Шерлоком. — Он стучит по бейсболке толстым указательным пальцем.

— И никто тебя Шерлоком не называет, — доносится сзади голос Люси.

— Нам это не поможет, — повторяю я, глядя на Марино, на его здоровенные руки на руле, упирающемся в живот, даже когда он в своей «боевой форме».

— Не ты ли постоянно твердишь, что мыслить надо шире? — Марино защищается, и в его голосе слышатся жесткие нотки.

— Что проку гадать?

Делать поспешные выводы вполне в натуре Марино, но после того, как он перебрался в Кембридж и стал работать на меня, эта черта проявляется все сильнее. Я нахожу объяснение в том, что в нашей жизни постоянно присутствуют военные, и это столь же ощутимо, как и пролетающие над Довером самолеты. Еще больше я виню в этом Бриггса. Марино в полном восторге от этого «настоящего мужчины», судебного патологоанатома да к тому же еще и армейского генерала. Тот факт, что и я имею отношение к военным, никогда ничего для него не значил и даже не принимался во внимание, и это несмотря на то, что армия была частью моего прошлого, а после 11 сентября я даже получила особый статус. Марино всегда игнорировал мои связи с правительством, делая вид, что никаких связей и вовсе нет.