Читать книгу - "Гринвич-парк - Кэтрин Фолкнер"

Когда я прохожу через металлодетектор, он звенит.

— Простите, часы забыла снять, — извиняюсь я. — Вот, посмотрите. С вашего позволения, я всего лишь…

Полногрудая женщина в форме сотрудников Службы обеспечения безопасности работы судов игнорирует мои слова.

— Руки в стороны, пожалуйста, — велит она, подступая ко мне.

Портативным металлодетектором женщина водит вдоль моих рук, ног, груди. Потом подходит ближе и принимается ощупывать мой ворот, пояс, карманы брюк. Мы стараемся не смотреть друг на друга.

Репортеры из других газет опережают меня. Они уже заходят в лифт, двери за ними закрываются. Я должна бы быть там с ними. Галерея для прессы будет набита битком. Я переступаю с ноги на ногу. Еще один охранник расстегивает мой рюкзак, достает из него косметичку.

— Откройте, пожалуйста, — требует он, не глядя на меня.

Улыбаясь, с торопливой услужливостью я тяну за язычок молнии. Двумя толстыми пальцами он принимается перебирать содержимое косметички. Я смотрю на часы. На пол падает тушь для ресниц, следом — упаковка таблеток от головной боли.

Когда я наконец добираюсь до зала заседаний № 3, на галерее для прессы уже не протолкнуться. Но мне, по счастью, удается сесть. Адвокаты, в черных одеяниях с белыми воротничками, уже на месте, их подзащитные — на скамье подсудимых. Я внимательно рассматриваю и тех, и других. Дорогие строгие костюмы, темные галстуки, приглаженные волосы, чопорные позы. По обе стороны от них — охранники из фирмы «G4S»^[3]. Вид у всех скучающий, один, кажется, вот-вот заснет.

На галерее для публики мать одного из подсудимых с воспаленными глазами тискает в дрожащих руках измятую салфетку. У его отца, что сидит рядом с ней, лицо хмурое; пальцами одной руки он впивается в колено. Это, скорее всего, граф, определяю я, а не бывший министр сельского хозяйства. На представителей прессы он смотрит с едва скрываемой яростью.

После стандартного «Встать, суд идет» в зал входит судья в длинной красной мантии с оторочкой из пушистого белого меха на рукавах. На ней также пожелтевший парик и очки в черной оправе. Стены вокруг нас облицованы панелями под дерево. Освещение искусственное: окон нет.

— На рассмотрение суда представлен иск Ее Величества Королевы против господ Тоби Летвина и Роланда Бартоломью, — объявляет секретарь.

Передо мной сидит Саймон, сотрудник агентства «Пресс ассосиэйшн». Я трогаю его за плечо и шепотом спрашиваю:

— У нас есть напутствие присяжным?

Закатив глаза, он достает из блокнота сложенный листок бумаги и передает его мне, словно школьник — записку.

— Тоби Летвин, в соответствии со статьей 1 Закона о преступлениях на сексуальной почве, принятого в 1956 году, вы обвиняетесь в том, что 14 октября 2017 года вместе с Рональдом Бартоломью совершили насильственные действия в отношении Эмили Оливер в доме № 22 по Грин-стрит в Кембридже. Вы признаете себя виновным?

— Нет, не признаю.

Секретарь зачитывает обвинение, я притворяюсь, будто делаю записи, а сама на галерее для публики высматриваю следователя. Я уверена, он должен быть где-то в зале.

В конце концов нахожу его взглядом. Он сидит на заднем ряду, на удалении от родственников обвиняемых. Он сейчас не на службе, на нем не форма, а строгий деловой костюм. На протяжении всей речи секретаря выражение его лица остается неизменным, но когда обвиняемый отказывается признать свою вину, черты его суровеют.

Прокурор обосновывает выдвинутое обвинение. При полнейшей тишине в зале. Мы узнаем о пьяной оргии, о переписке в соцсетях, о девушках, сексе и хвастовстве. А потом нам рассказывают о том, что представляет кошмар для женщин, — о ДНК, что соскребли с простыней и из влагалища, о побоях и рвоте, о стуке в соседнюю дверь поздно ночью. О босой незнакомке, слезно умоляющей о помощи.

По окончании заседания я не свожу глаз со следователя. Спешу поскорее выбраться с галереи и иду за ним. На мгновение теряю его из виду, и меня охватывает беспокойство: вдруг он уже ушел? Но потом вижу, как он удаляется по коридору. Звук его шагов эхом рикошетит от высоких потолков.

— Инспектор Картер?

Он останавливается, медленно поворачивается, окидывает меня взглядом.

— Кэти Уиллер, полагаю? — произносит он.

— Собственной персоной, — довольно улыбаюсь я.

— Так и знал, что это вы сверлили меня взглядом с галереи для прессы. — Тон у него суровый, но чувствуется, что он сдерживает улыбку. — Надеюсь, вам известно, что преследование квалифицируется законом как преступление?

— Не обессудьте. Просто, как я и написала в своем сообщении…

— В сообщениях.

— Да, вы правы. В сообщениях… М-м… Я рассчитывала, что вы согласитесь со мной поговорить. Меня интересует предыстория этого дела.

Он собирается что-то сказать и осекается, заметив идущего мимо еще одного репортера. Тот подозрительно косится на меня.

— Кэти, — Картер понижает голос, — вы же знаете, что обязаны получать информацию только через пресс-службу, как и все остальные.

Знаю. Теоретически. Но я навела справки — порасспрашивала Криса, репортера криминальной хроники. И мне теперь известно, что старший инспектор Марк Картер — представитель старой школы и иногда не прочь поболтать с журналистами. Он тридцать лет оттрубил в полиции графства Кембридж и вскоре по завершении данного дела должен выйти на пенсию.

— Окажите любезность! — умоляю я, отчаянно надеясь, что сумела придать голосу чарующие интонации. — Всего пару малюсеньких вопросов? Разумеется, до окончания суда я о полученной информации ни гу-гу. И, конечно же, это не для печати.

Инспектор не отвечает, но и не дает мне от ворот поворот. Через плечо он бросает взгляд на дверь с табличкой «ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ОТДЫХА».

— Кофе там ужасный, — добавляю я.

Смеясь, он поводит глазами, тихо произносит:

— Хорошо, ваша взяла. «Коста». За углом. Столик на нижнем этаже. Пятнадцать минут. Не больше.

В конечном итоге много он не выдал, но то, что сообщил, заполнило некоторые пробелы. Как я и подозревала, полиция и сторона обвинения очень нервничают из-за этого судебного процесса. Жертву уже очернили в соцсетях — вероятно, друзья обвиняемых постарались, по мнению инспектора Картера. Он также считает, что подсудимые и их богатые родственники негласно поддерживают клеветническую кампанию против девушки, но доказательств у него нет. Даже поговаривают, что отцы обвиняемых назначили солидную сумму за предоставление любой информации, порочащей жертву.

Тем временем девушке уже дважды пришлось сменить фамилию из-за того, что ее ославили на весь Интернет. Жертву насилия, ради ее же собственной безопасности, пришлось перевезти в другой район, где она лишена возможности пользоваться поддержкой родных. Слова инспектора наводят меня на мысль, что она предприняла попытку самоубийства.