Читать книгу - "Летний ангел - Монс Каллентофт"

Зак сидит в тени под невыносимо желтым зонтиком в кафе при бассейне «Тиннис». Только что он снял полиэтиленовую пленку с бутерброда. Малин хотела поплавать во время обеденного перерыва, и он поначалу протестовал — что, у них нет дел поважнее? Но она настаивала. Сказала, что не в состоянии тренироваться в зале по такой жаре. Рвалась сюда, а Малин умеет иногда проявлять почти маниакальную настойчивость: вроде бы сдержанно, но с невероятным упрямством добиваться своего. Он привык прислушиваться к ней, когда она в таком настроении, знает, что она ищет смысл и связи, которые помогают продвигаться вперед.

Солнцу есть где разгуляться — на ясном голубом небе ни облачка.

Деревья притаились по другую сторону от искусственной купальни, а само здание стоит пустое и темное. Бассейны под крышей закрыты на очистку.

Сам он купаться не захотел. Слишком много народу. В обеденный перерыв — просто толпа.

Вода не кажется чистой, сколько ни добавляй хлорки. Входя в бассейн, они столкнулись в дверях с женщиной — та была в белом платье и несла в одной руке черную сумку, а в другой — контейнер для пробирок. Наверное, она как-то связана с обслуживанием бассейна.

«Но это погоды не делает, — думает Зак, откусывая от бутерброда. — Даже если у них тут всемирные эксперты по чистоте, меня все равно не тянет здесь купаться».

А вот Малин все равно.

Она стоит на тумбе в красном купальнике, готовясь прыгнуть в воду.

Вода бассейна омывает тело.

Прохлада, долгие гребки. Почувствовать, как хлорка очищает кожу и легкие, и прибавить темп. Должно быть больно, иначе никакого эффекта. Она разгоняется, и красные шары разделителей дорожек превращаются в сплошную линию.

Малин делает вдох, мышцы готовы взорваться. Она гребет изо всех сил, с каждым гребком приближаясь к противоположному концу бассейна.

Шлаки в мозгу исчезают.

Только ясность и молочно-кислотная боль.

Край.

Она ударяет рукой по кафелю, выдыхает, смотрит на Зака, сидящего под зонтиком в кафе.

Вылезает, садится на край бассейна, спустив ноги в воду, и дышит, ощущая странную чистоту, словно пот и пыль исчезли навсегда, словно она вошла в новую, лучшую ипостась. Она чувствует себя заново родившейся. Поверхность воды сияет тысячей оттенков голубого, и тут ее внезапно осеняет.

Бассейн в доме у Эккеведов.

Вода возле пляжа.

Бассейн Глюттингебадет.

Летняя работа Софии Фреден — в прошлом году она подрабатывала здесь, в «Тиннисе».

Летняя работа Юсефин Давидссон — в «Корреспондентен» писали о том, что в бассейне были проблемы с водой, примерно в то время, когда она работала в Глюттинге.

Капли — как нить, чистота — как мантра.

Насилие — как скорбные четки.

Она походит к его столу, и Зак встает.

— Можно одолжить твой телефон? Мне нужно срочно позвонить.

Зак вынимает из кармана телефон, его движения замедленны от жары. У мостков столпились несколько ребятишек с плавательными кругами, они не решаются прыгнуть в воду и кричат что-то родителям, ожидая поддержки, заверений в том, что это не опасно.

Три звонка, потом трубку снимают.

— Сигвард Эккевед.

— Добрый день, это Малин Форс. Я забыла задать один вопрос. У вас есть человек, который занимается обслуживанием бассейна? Вы упомянули, что к вам кто-то приходил прошлой весной?

— Вы имеете в виду — того, кто приходит к нам домой?

— Да.

Зак смотрит на нее, взгляд полон ожиданий, а она выжимает волосы свободной рукой. Ответ следует не сразу.

— Да, по весне к нам обычно приходит женщина и калибрует очистительную систему. Вчера, когда мы говорили об этом, у вас зазвонил телефон. А потом я решил, что это не так важно. Вы ведь ищите мужчину?

— Вы сказали — женщина?

— Да.

— Как ее зовут?

— Элизабет.

— А фамилия?

— Понятия не имею. Скажу честно — я платил ей наличными напрямую. В первый раз я оставил свой номер соседу, и она сама позвонила мне. У нее такая система — она звонит сама и спрашивает, когда ей прийти. Мне она свой номер не дала. Так же, как с польскими уборщицами. Но, как я уже сказал, этой весной я сделал все сам.

— Хорошо. Спасибо. А имя и телефон вашего соседа?

Молчание в трубке.

— К сожалению, его уже нет. Он умер от инфаркта год назад.

— А жена, у нее может быть телефон этой женщины?

— Он жил один. Но новые соседи наверняка тоже пользуются ее услугами. Может быть, у них есть ее номер?

Сигвард Эккевед отходит от трубки. Через минуту возвращается и называет телефон соседей, Малин запечатлевает цифры в памяти.

— Спасибо.

— Что все это может значить?

— Пока не знаю, — отвечает Малин. — Посмотрим.

Закончив разговор, она поворачивается к Заку.

— Ты не помнишь, как звали дочь Стюре Фолькмана — ту, которая покончила с собой?

— Аронссон не упомянула об этом на совещании. Но я помню это имя из отчета. Ее звали Элизабет. Я запомнил, потому что так звали мою первую девушку.

Малин поворачивается, быстрыми шагами устремляется в раздевалку, проверяет на ходу, сохранился ли в памяти только что названный номер.

Сохранился — как розовая неоновая надпись на потрепанном фасаде здания в Лос-Анджелесе.

Зак ждет ее, обозревая бассейн, смотрит на людей, которые пытаются как-то выжить в этой волне зноя, в этой жаре. Детишки с плавательными кругами — воплощение невинности.

Маркус расстроился.

Не до слез, конечно, но Туве видела, как он весь сжался, плечи опустились, взгляд стал тревожным. Они сидели в кухне, свет отражался от глянцевой поверхности холодильника, так что ей приходилось жмуриться. Они ели бутерброды и пили молоко, обсуждали, как проведут остаток каникул, Маркус предложил поехать на дачу к его родителям, и тут Туве наконец удалось высказать то, что она давно собиралась, — но голос не повиновался ей, прозвучал совсем не так, как ей хотелось.