Читать книгу - "Левиафан - Дэвид Линн Гоулмон"

Джек с улыбкой тряхнул головой:

— Значит, вы хотите меня убить?

— Да.

— Потому что потеряли Даньеллу на Амазонке?

— Нет.

— В самом деле? В чем же тогда ваш резон?

— Я сам себе не по душе, и вы, полковник, к этому привели вы.

— Что ж, это разводит нас по разным углам, Анри, потому что я себе очень нравлюсь. Я там побывал и больше умирать не хочу. Впрочем, если вам от этого будет легче, вы мне тоже не по душе. Однако я по-прежнему хочу жить, и убивать вас желания не испытываю. И куда это нас привело?

— Все мы хотим того, что нам недоступно. Я вас убью и от этого почувствую себя лучше. — Фарбо отвел глаза, оформил мысль и снова посмотрел на Коллинза. — Однако поскольку оба мы оказались в довольно странном и затруднительном положении в этой фантасмагории, я бы хотел воздержаться от враждебных действий в ваш адрес до поры, когда нас освободят. Тогда я смогу убить вас и капитана Эверетта разом, притом не напрягаясь. Так что, если только это не удастся осуществить в процессе нашего бегства с этого судна, не повлияв на мою собственную участь, мы объявим перемирие до того времени, когда можно будет вернуться к старым привычкам.

Протянув руку, Джек похлопал Фарбо по ноге возле раненого бедра, заставив француза подскочить от боли. На сей раз ничего разыгрывать ему не пришлось.

— Ладно, Анри, как только мы отсюда выберемся, сможем возобновить нашу игру. А до той поры я определенно мог бы воспользоваться вашей склонностью к заговорам, мошенничеству, вранью и выставлению себя низким ублюдком.

— Лестью вы ничего не добьетесь, полковник.

Покинув лазарет через полтора часа, доктор сопроводил Коллинза обратно к его группе, а затем совершил обход отсеков, проверяя, нет ли проявлений глубинной болезни среди членов экипажа. Анри Фарбо аккуратно выбрался из постели, пошатываясь, поднялся на ноги и медленно захромал в личный кабинет доктора Тревора. Увидел картотечный шкаф, куда доктор у него на глазах положил историю болезни Джека Коллинза. Шкаф не был заперт и как раз поэтому не представлял для него интереса. Полковник склонился к трем рядам выдвижных ящиков и принялся проверять их один за другим, пока не наткнулся на запертый на врезной замок.

— Эврика, — улыбнулся француз, извлекая проволочку, которую снял с собственной внутривенной капельницы, после чего гнул и скручивал ее, пока не добился желаемой формы, и сунул в замочную скважину. И приподнял брови, когда раздался щелчок, и замок открылся.

— Вы чересчур доверчивы, доктор, — шепнул он, выдвигая ящик.

Там было не меньше трехсот толстых папок. В некоторых полковник тотчас признал имена членов экипажа «Левиафана». Не найдя здесь желаемого, открыл другой ящик. Вот тут то его взгляд и упал на единственную интересующую его папку. Вытащив толстую стопку бумаг, он закрыл ящик.

И снова поглядел на имя: капитан Александрия Оливия Эрталль.

А в трюме Сэмюэльс смотрел, как реакторы номер три и четыре переходят на холостой режим. Первый реактор он оставил работать на 50-процентной мощности для регулировки давления, а мощность второго снизил до 60 процентов, для поддержания жизнеобеспечения и текущей скорости в тридцать пять узлов.

— Мистер Сэмюэльс, примите командование, — сказала Александрия из своего наблюдательного пункта.

Коммандер Сэмюэльс вздохнул полной грудью, услышав, как все четыре реактора начали сбавлять обороты, и «Левиафан» замедлил ход, погружаясь все глубже в расщелину.

Субмарина продолжала свое путешествие к той точке земных глубин, где его прочный корпус примет на себя давление в двадцать восемь тонн на квадратный дюйм. Только волшебство техники Эрталль не позволяло, чтобы давление сокрушило всех мужчин, женщин и детей на борту до размера микроба, — а лодка все погружалась.

Последний бросок волшебного «Левиафана» вглубь начался.