Читать книгу - "Теория Гайи - Максим Шаттам"

Петер встретил Эмму на воздушной базе в Вилла-кублэ.

Ее было не узнать. Она была очень бледной, и глаза у нее были как у раненого животного. Она бросилась к нему навстречу, прижалась и бессильно повисла на нем. Петер обнял ее и крепко прижал к себе, хотя ему мешала повязка на правой руке. Он хотел слышать стук ее сердца, чувствовать ее тепло, сказать, что любит ее и заставит забыть весь пережитый ужас.

Его глаза наполнились слезами.

С Эммой были двое детей — мальчик и девочка в кресле на колесиках, которую толкал перед собой солдат.

— Это Матильда и Оливье, — сказала она, вытирая слезы с его щек.

Петер присел на корточки, чтобы поздороваться. Матильда тоже была очень бледной, к коляске была прикреплена капельница.

— Военные врачи осмотрели ее, — объяснила Эмма, — она серьезно ранена и нуждается в уходе, но скоро выздоровеет. Да, Матильда?

Девочка кивнула, и тень улыбки промелькнула на ее лице.

Оливье взял Эмму за руку.

— Вот мой спаситель.

— Здравствуй, спаситель, — сказал Петер.

Мальчик не ответил и испуганно посмотрел на Эмму.

— Ему нужно время, — сказала она совсем тихо.

— Нам всем нужно время.

К ним подошел человек в гражданском, тот, который привез сюда Петера.

— Вас ждет машина, чтобы отвезти домой, — сказал он.

— Помните, — предупредил Петер, — малейшая проблема, и конверты будут отправлены.

— Мы договорились.

— Я хочу спросить вас об этих детях, — вмешалась Эмма. — Они сказали, что вся их семья погибла на Фату Хива. Я всё проверю, но если это правда, помогите нам усыновить их.

— Я не уверен, что…

— Это и в ваших интересах, — добавила Эмма. — Мы сумеем сделать так, чтобы они забыли о перенесенном потрясении, и вам не придется заниматься судьбой двух сирот.

В конце концов человек согласился:

— Я посмотрю, что можно сделать.

— А исследования Грэма? — спросила Эмма. — Вы их прекращаете?

— Об этом не беспокойтесь.

— А что, если он был прав? Он действовал варварскими методами, но если вы опубликуете его теорию, то исследовательские группы могли бы продолжить изучение генетики человека, и, возможно, им удалось бы понять эти инстинкты и найти механизмы их сдерживания.

— Национальная безопасность — наша работа. А вы занимайтесь своими делами, и всё будет хорошо.

— Но мы говорим о будущем человечества!..

— Хочу напомнить: мне гарантировали, что вас оставят в покое, только если вы всё забудете.

Петер кивнул:

— Обещаю, нас поразит полная амнезия.

Человек со значением посмотрел на Петера. Он проводил их до машины и протянул свою визитную карточку:

— Меня зовут Фабьен. Это всё, что вам нужно знать. Вот на всякий случай номер телефона: если возникнут какие-то проблемы, отправьте сообщение, и я с вами свяжусь. Но только если это действительно необходимо. Это всё. Мы не должны больше видеться.

Машина отъехала, и Петер обнял жену. Она молча смотрела на мелькавший мимо пейзаж.

— Всё закончилось, мы возвращаемся домой, — сказал он, целуя ее.

— Они купили нашу совесть, — прошептала Эмма.

Петер также тихо ответил:

— У меня не было выбора.

— Я знаю, — ответила Эмма и прижала его руку к своей груди.

Из дневника доктора Дэвида Грэма.

В человеке дремлет хищнический инстинкт. У него бывают всплески активности, краткие бурные пробуждения, но мы никогда, с тех пор как вступили в эпоху цивилизации, еще не наблюдали его полностью проснувшимся. А это случится скоро. Разгул насилия в последние десятилетия (возможно, все началось с двух мировых войн XX века? Никогда прежде в истории человечества не было такой бойни. Ужас, пережитый участниками тех событий, передался будущим поколениям) и возрастающее число серийных убийц наводят на мысль о том, что наги самый гнусный инстинкт полностью выходит из состояния спячки. А то, что долго спит, просыпается голодным и яростным.

Если насилие распространится по всей Земле, оно в буквальном смысле разрушит нашу планету. И это произойдет по самым банальным биологическим причинам.

Человек постепенно свыкается с агрессивностью, он уже вступил на этот путь. Этот процесс должен эволюционировать. Насилие порождает насилие, мы не можем этого избежать, рискуя выродиться и исчезнуть (не это ли имела в виду доктор Эммануэль Де Вонк на конференции об исчезновении неандертальцев?). Даже если некоторые люди не проявляют агрессивности, человечество должно адаптироваться или погибнуть под натиском небольшой группы. Степень нашей агрессивности неизбежно возрастет, и это станет ответом эволюции на нашу потребность в безопасности.

И это будет передаваться. Не только на словах и во время обучения — наступит момент, когда организм сам впитает эти изменения в поведении, считая их положительными, необходимыми для выживания вида. Мы знаем, что типы поведения прекрасно передаются генетическим путем. Так, например, лосось поднимается по тем рекам, где он родился, а птицы мигрируют, даже если отбились от стаи или «не получили правильного воспитания» — а всё потому, что это врожденное. Повторяющееся поведение одного вида, если оно обеспечивает ему выживание, фиксируется в единственной базе данных, передающейся по наследству, — в ДНК.

С каждым поколением рост хищного инстинкта станет приспособительной нормой, интегрированной в генетическую базу некоторых представителей нашего вида. А естественный отбор сделает свою работу, добавит известные ему механизмы и создаст существо, способное победить в войне за выживание. Человечество подвергнется мутации. Как и любой живой организм, оно, чтобы выжить, интегрирует как можно большее число новых генов.

Во всех нас проснутся агрессивные инстинкты.

Иронично звучит мое последнее утверждение о том, что развитие сверхагрессивного поведения не станет регрессом, как воспринимают это наши образованные умы, могущие утверждать это, а, наоборот, прогрессом по законам природы, которая собственно и создала нас.

И мы не можем помешать ей.