Читать книгу - "Последний ребенок - Джон Харт"

История получит продолжение и развитие.

День сулит новые возможности.

Хант объехал квартал и оказался у небольшой автомобильной стоянки. Еще не было семи, но Йокам уже ждал. Он сидел на бетонном бордюре возле южного конца парковки, прижавшись спиной к проволочной ограде. Позади него пили кофе и перекусывали фастфудом бывалого виды мужчины в строительных касках. Бульдозеры и краны отдыхали поодаль, влажные и серые в таком чахлом утреннем свете, что сама земля казалась застывшей. Наверное, построят банк, решил Хант. Или, может быть, офисное здание. Скорее всего, это дело рук Холлоуэя. И вот тогда колеса коммерции закрутятся на всю катушку.

Выглядел Йокам не лучшим образом и был к тому же небрит; в уголке его рта висела сигарета. Затянувшись в последний раз, он щелчком отправил ее по ту сторону забора. Хант, выйдя из машины, прошел последние двадцать футов пешком.

– Привет, Джон. – Хант держался нейтрально и настороженно. Дружба дружбой, но сомнение встало между ними впервые, и теперь оба ступили на еще незнакомую территорию.

– Привет, Клайд. – Йокам достал еще одну сигарету, покатал ее между пальцами, но закуривать не стал и в глаза Ханту посмотреть не решился. Взгляд его скользнул по крыше полицейского участка и упал на туфли со следами грязи с поля за домом Мичума.

Хант ждал.

– Насчет прошлого вечера, – начал Йокам. – Выпил лишнего. Был не прав.

На лице Ханта ничего не отразилось.

– Так вот все просто?

Йокам все же закурил.

– Ладно, я был не в себе.

Хант промолчал, и напарник сменил тему.

– Это видишь? – Он поднял стопку сложенных газет с бордюра, на котором сидел.

– Что, все плохо?

Йокам пожал плечами и протянул газеты. Хант полистал страницы. Заголовки били с расчетом на сенсацию. На фотографиях были видны машины службы судмедэкспертизы в обрамлении густого леса и мешки для тел перед погрузкой в фургоны. Репортеры высказывали предположения о количестве жертв, намекали на некомпетентность полиции и рассказывали об охраннике, застреленном неназванным полицейским. Пересказывая заново историю Тиффани Шор, все задавали один и тот же вопрос: «Где Джонни Мерримон?»

– Они знают, что мы всем обязаны Джонни. – Хант покачал головой.

– Мальчишка у них теперь герой. – В голосе Йокама прозвучало что-то – то ли досада, то ли эхо похмелья.

– Парень пропал, – напомнил Хант.

– Да я ж ни на что такое не намекаю. – Напарник похлопал ладонью по газетам. – Просто мы здесь полными придурками выглядим.

– Профессиональный риск.

– Кроме шуток.

– Они уже столпились там, у входа. С десяток машин. Ты их видишь?

– Про меня пока не знают. – Йокам имел в виду Мичума и стрельбу в доме. – Через переднюю дверь я не пойду, даже если ты мне заплатишь.

Хант знал, что будет дальше. Детали выйдут наружу, история разрастется, и его друга прожуют и выплюнут.

– Ждать им недолго, скоро получат свое.

Йокам кивнул и снова посмотрел на заднюю стену здания полицейского участка.

– Поскорей бы уж все это закончилось.

Они вместе пересекли парковочную площадку, но напряжение и настороженность остались как напоминание о ночном звонке и о том, что было и не было сказано. У двери Йокам остановился.

– Я опять про прошлый вечер, – смущенно сказал он. – Нашло что-то, помутнение… Понимаешь? – Хант начал было что-то говорить, но Йокам недослушал, открыл дверь и боком шагнул внутрь. – Делай, как считаешь нужным.

Воздух внутри разве что не трещал от напряжения – Хант видел это в особой порывистости движений, в том, как обратились к ним все взгляды. Йокама встретили как героя. Ему пожимали руку, его хлопали по спине. Полицейские ненавидят педофилов, а в доме Мичума обнаружилась целая сокровищница изобличающих улик, самой пугающей из которых была толстая стопка фотографий, сделанных с записей камер наблюдения торгового центра. Девочкам на них было от десяти до пятнадцати – юные, со свежими лицами, неловкие. Одни сидели за столиками в фуд-корте, другие спускались или поднимались на эскалаторе.

На фотографиях Мичум делал надписи черным маркером: «Рэйчел, Джейн, Кристина». Там, где он сомневался, стояли вопросительные знаки: «Карли? Симона? Эйприл?»

На некоторых снимках в нижнем углу значился адрес. Девочки жили на тихих улицах, далеко от центра. Кое-где под лицами или именами стояли цифры – возраст: «Рэйчел 12. Кристина 11». Хранились фотографии в запертом на ключ нижнем ящике письменного стола Мичума, и Ханту, когда он увидел их, стало не по себе. А еще его обожгла ярость. Правильно или неправильно, но убить мерзавца – доброе дело. И вообще все получилось даже красиво. Бертон Джарвис умер на улице, полуголый и умоляющий сохранить ему жизнь. Умер от руки одной из своих жертв. Мичум застрелен в собственном доме, убит одним из старших детективов департамента полиции.

Красота.

Справедливость.

Большинство копов улыбались и не скрывали радости, но не шеф. Бледный, с лихорадочными ярко-красными пятнами на мясистых щеках, он стоял в дверях своего кабинета, поглядывая то в одну, то в другую сторону. Уже сейчас, в четверть восьмого, на его рубашке проступили пятна пота. За спиной у него мелькали тени. Странные люди в темных костюмах. Люди, похожие на копов.

– Пять минут, – сказал шеф и закрыл дверь.

– Мы сегодня рано, – заметил Хант.

Йокам пожал плечами.

– Я пока покурю.

Проводив его взглядом, из-за своего стола поднялся и подошел к Ханту детектив Кросс.

– К вам можно по личному делу?

Они прошли в офис Ханта. В несвежей, заляпанной кофейными пятнами рубашке, мятый и небритый, Кросс выглядел так, словно не спал всю ночь. Впервые Ханту бросилось в глаза, что на висках у него проглядывает седина.

– В чем дело?

– О мальчишке Мерримонов новостей нет?

– Мы не теряем надежду…

– Но пока ничего не слышно, так?

– Какая-то проблема? – спросил Хант.

– Мой сын, Джек. Не могу его найти.

– Что значит «не можете найти»?

Кросс пригладил волосы толстыми пальцами.

– Мы поругались, и он ушел из дома.

– Когда?

– Прошлой ночью. – Детектив помолчал. – Может быть, позапрошлой.

– Может быть?

– Насчет первой ночи я не уверен. Он мог уйти и тогда, и на следующее утро. Сам я ушел рано и его не видел. Жена волнуется – вы же знаете, что в газетах пишут. А ей волноваться нельзя.

– Она волнуется, а вы – нет.