Читать книгу - "Паутина - Сара Даймонд"

— Все закончилось и все прекрасно. Я разве возражаю? Просто спросила…

Этот короткий диалог только углубил пропасть между нами. За ужином Карл задумчиво молчал, казался целиком ушедшим в себя и как будто излучал невидимые гнетущие флюиды. Необычайно сильные, но направленные совершенно не в ту сторону. Я чувствовала себя виноватой и беспомощной и бесконечно долгие паузы за ужином заполняла размышлениями о Петре. Она начала обретать в моем сознании образ спасителя — человека, который знал меня прежде и может дать совет, не осуждая. Завтра же позвоню ей, решила я, когда Карл будет копаться в саду.

В тот вечер я выпила больше обычного, зная, что это единственный способ заснуть до рассвета: меня по обыкновению начала мучить бессонница, а другого средства борьбы с нею под рукой не оказалось. Проснулась я с тяжелой головой и ватным телом. Пару секунд спустя я сообразила, что меня разбудил Карл, выбирающийся из постели. Чуть приоткрыв глаза, я наблюдала, как он неслышно семенит к двери, явно стараясь не потревожить мой сон.

Снова закрыв глаза, я услышала, как он вышел из комнаты. Судя по звуку шагов, Карл спускался по лестнице, а не шел по коридору в сторону ванной. Я удивилась. И походка что-то подозрительно крадущаяся даже для заботливого мужа — словно ему жизненно важно, чтобы я не услышала.

Сон вмиг слетел. Стараясь не потревожить скрипучие пружины матраса, я села на кровати и осторожно нагнулась к часам. Половина девятого… По воскресеньям мы еще как минимум час валяемся в постели. Во время своих манипуляций я напряженно вслушивалась в его шаги — сначала по лестнице, затем по прихожей и, наконец, по гостиной, где их звук пропал.

Полная тишина. Затем я услышала голос Карла, но не разобрала слов. Звонит по телефону, догадалась я. Снова пауза — и очередная реплика Карла, более продолжительная. Выпрямив спину, я сидела неподвижно. Расслышать, о чем речь, я по-прежнему не могла, но уловила тон Карла: тревожный, таинственный. Я похолодела. Точно таким же тоном я сама, должно быть, общалась с Петрой в прошлый уик-энд, пока Карл косил газон.

Похмелье бесследно исчезло, сменившись донельзя тревожной бдительностью. Мне жутко хотелось узнать, с кем и что он говорит, но о том, чтобы прокрасться на площадку лестницы и оттуда подслушать, нечего было и думать: свободным от трубки ухом Карл наверняка ловил звуки из спальни. Я сползла с кровати, босиком заскользила по ковру к телефону на туалетном столике и с величайшей осторожностью подняла трубку.

Я легко представила себе его реакцию на неизбежный клик, раздавшийся на линии, но, к счастью, моя операция прошла незамеченной. Я поднесла трубку к уху и зажала микрофон ладонью — иначе, клянусь, Карл услышал бы бешеный стук моего сердца.

— …естественно, я здорово волнуюсь. Тем более что это продолжается уже не одну неделю. Я думал, пройдет, но после грабежа стало в миллион раз хуже. После всей ерунды, что она наговорила мне в тот вечер, она просто замкнулась. Намертво. Ну не могу я поверить ее доводам, у меня от них крыша едет. А она не желает понять, до чего все это глупо, делает вид, будто согласилась со мной, но меня не проведешь… Она по-прежнему живет в страхе, хоть и притворяется, что все в порядке. Но я-то, черт возьми, насквозь ее вижу!

Меня затрясло; казалось, тысячи иголок разом вонзились в тело. Карл прервался, а в трубке зазвучал голос, услышав который я словно примерзла к полу. На другом конце провода была Петра.

— Я тебя прекрасно понимаю. Она звонила мне в прошлое воскресенье, и я почувствовала, в каком она состоянии, — она действительно была напугана тем телефонным звонком. Поскольку я была уверена, что кто-то просто ошибся номером, то так ей и сказала. А она ответила, что я права и что после разговора со мной ей стало намного лучше. Но еще тогда мне показалось, что это не больше чем слова. Анна не сомневается, что ветеринар ей мстит… она рассказывала мне о нем, когда я приезжала к вам в гости… Как считаешь, в ее опасениях есть смысл?

— Ни малейшего. Потому-то я так и волнуюсь.

Мир вокруг меня сжимался, с каждой секундой становился плотнее и горячее, вызывая клаустрофобию.

— Прости за беспокойство, Петра, но ты единственный человек, с которым она может поделиться. Если она позвонит и расскажет что-нибудь, дай мне знать, ладно? Ты только не подумай, что я шпионю за ней. Просто она молчит, и я понятия не имею, о чем она думает, и не знаю, как ей помочь.

— Не переживай, если что-то узнаю — тут же свяжусь с тобой. Но и ты держи меня в курсе ваших дел. Ох, Карл! Надеюсь, с ней все в порядке. Ты и вообразить не можешь, каково ей тогда пришлось…

— Догадываюсь. Она рассказывала. (Я представила себе его бледное, сосредоточенное лицо, внезапно дрогнувшее при взгляде на часы.) Слушай-ка, пора закругляться. Извини, что поднял тебя в такую рань. Но другой возможности поговорить с тобой, чтобы она не слышала, у меня просто нет…

— Не бери в голову. Мог бы и в четыре утра позвонить. Я и сама сейчас волнуюсь из-за нее. Береги ее и себя и…

Я поняла, что разговор закончен и через несколько секунд Карл поднимется в спальню. Аккуратно опустив трубку, я бесшумно вернулась в постель, одну щеку вдавила в подушку, а на вторую натянула одеяло. Плотно сомкнув веки, я вслушивалась в шаги на лестнице и представляла себе его появление в комнате: тревожный взгляд на меня и облегчение на лице, когда он понял, что я все еще сплю мертвым сном. Карл сел на кровать, потом вытянулся рядом со мной.

Мы лежали, касаясь друг друга, — и как будто на расстоянии в целую милю. Я не испытывала ни ненависти, ни неприязни к мужу и к своей лучшей подруге. Разумеется, они хотели мне только добра — как я могла их винить? Злобы и горечи во мне не было, но разброд в душе не исчез, и теперь я осталась с ним один на один.

С этой минуты я одна. Абсолютно одна. Я уже не могла позвонить Петре и поделиться своими чувствами — после звонка Карла она воспримет мои доводы как бред горячечного сознания: украденная папка, убитый кот, развязанная против меня кампания устрашения, которую только я и замечаю…

Я лежала, притворяясь спящей и даже не пытаясь уснуть. Казалось, что дом тоже притворяется. Он напоминал хищника, изготовившегося к прыжку.