Читать книгу - "Инквизитор - Себастьян Фитцек"

– Там была решетка? – спросила София и привела его в замешательство.

– Простите?

– Решетка? На окнах? Вы сказали, через них светило солнце.

Каспар закрыл глаза и попытался вызвать воспоминание.

«Я так боюсь. Пожалуйста, помоги мне…»

На тюрьму или надежное укрытие светлая комната не походила.

– Сложно сказать. – Он пожал плечами.

– Ну, кто бы ни была эта девочка… – сказала София тихо, но уверенно, – вы не должны слишком переживать из-за нее, Каспар.

– Почему?

– Мы отправили фотографию девочки полицейским, которые занимаются вашим делом. Они говорят, что среди пропавших без вести нет никого похожего на нее.

София убрала завиток в виде вопросительного знака за ухо.

Каспар безрадостно рассмеялся:

– И что это доказывает? Если верить полиции, меня тоже никто не ищет. А я тем не менее нахожусь здесь. Поэтому вы не можете мне гарантировать, что моей дочери… – Он помедлил, подыскивая подходящие слова. – Что этой девочке не угрожает опасность. Я имею в виду, она… я ей пообещал, что вернусь.

Через какое-то время он тихо продолжил:

– Куда бы это «вернуться» ни означало.

– Хорошо. – София повертела медкарту в руках. – Тогда нам придется обратиться к общественности.

– Вы имеете в виду прессу?

Она кивнула:

– Да. Хотя Расфельд будет сопротивляться. Он даже не хотел, чтобы я показывала вам фотографию девочки. Но я думаю, сейчас самое время.

– Согласен, – не раздумывая ответил Каспар. Эта тактика «обрывочной информации» и предписанная Расфельдом изоляция вызывали у него все больше сомнений. Для профессора он был благодарным объектом исследования, потому что, со слов Софии, случаи полной амнезии встречались на практике редко. Лишь поэтому ему позволили находиться в такой эксклюзивной клинике. Расфельд хотел научно задокументировать его случай, для чего якобы было необходимо, чтобы процесс познания проходил изнутри и не подвергался воздействию внешних факторов. По этой причине психиатр даже не допустил полицейского допроса.

– Журналисты могут приходить в любое время, – сказал Каспар, хотя и понимал, что его тут же переведут в другое место, как только его фотография будет опубликована во всех газетах. Потому что известные пациенты, которые находились в клинике Тойфельсберг из-за проблем с наркотиками или депрессией, придавали большое значение анонимности и покою. Что не сочеталось с фоторепортерами перед главным входом.

– Хорошо, я выясню. Правда, есть еще кое-что… – София отвела взгляд.

– Что?

– Когда начнется вся эта шумиха в СМИ, я больше не смогу быть с вами. С завтрашнего дня Расфельд будет заниматься вами лично.

Каспар немного подумал, потом улыбнулся:

– Конечно, я понимаю. Желаю вам веселого Рождества, София.

Она взглянула на него и печально помотала головой:

– Нет. Это не из-за праздников. Сегодня мой последний день.

– Угу.

– Я увольняюсь.

– Ой.

Неожиданно он почувствовал себя слабоумным, который не может говорить полными предложениями. Значит, вот почему она могла спокойно игнорировать указания главврача. Она хотела его оставить.

– Можно спросить почему?

– Нет, пожалуйста, не надо, – сказала она и пожала ему руку, что сделало все еще хуже.

Лишь сейчас он осознал, что она была единственной причиной, почему он давно уже не собрал свои вещи и в одиночку не отправился на поиски своей идентичности. За несколько сеансов София стала чем-то вроде якоря в океане его сознания. И вот теперь она хотела обрубить трос.

– Это связано с профессором Расфельдом? – спросил Каспар, хотя знал, что таким вопросом нарушал отношения терапевта и пациента и вторгался в личную сферу.

– Нет, нет.

Она убрала фотографию девочки в папку и присела за маленький секретер под мансардным окном.

– Ну, тогда… – Сделав последние записи, София с тихим вздохом захлопнула папку и встала. Каспар чувствовал ее неуверенность, когда она сомневалась, протянуть ему руку или обнять на прощание. Она смущенно теребила указательный палец правой руки, потом сделала шаг в сторону, и ее взгляд задержался на его ночном столике. – Но вы должны пообещать мне, что будете регулярно применять глазные капли, даже если с завтрашнего дня я не буду вас контролировать, хорошо?

Она взяла маленький пластиковый пузырек и потрясла его. Каспар носил контактные линзы. Когда его нашли, линзы были приклеены к его зрачкам, как засохшие жвачки, – помимо переохлаждения, еще один признак того, что он пролежал на улице длительное время.

– Думаю, они мне больше не нужны, – запротестовал он.

– Еще как, это как с мазями. Нельзя прекращать лечение лишь потому, что зуд утих.

София похлопала по краю кровати, и он послушно присел рядом с ней.

Каспар находился на уважительном расстоянии, но она сама подвинулась к нему. Теперь он избегал ее взгляда. Со своего второго рождения несколько дней назад он еще не привык к тому чужаку, который отражался в ее глазах.

– Как вы считаете, девочка на фотографии моя дочь? – спросил он, пока София скручивала крышку с пузырька глазных капель. – Девочка вообще похожа на меня?

Она ненадолго задержала дыхание и потом вздохнула.

– В вашем возрасте сложно сказать.

Каспар почувствовал ее старание не лишать его ни первого воспоминания, ни последней надежды.

– Я не знаю, что и думать. Каждый мечтает о таком милом ребенке. Но мысль о том, что малышка сейчас ждет своего отца, разрывает мне, как матери, сердце.

Он взглянул на ее руки.

– Вам, как матери? – Он не заметил обручального кольца. Единственное украшение, которое она носила, – это изящная цепочка с перламутровой подвеской на ее тонкой шее.

– Ну, скажем так, я претендовала на эту роль для Мари и с треском провалилась. – В ее голосе послышались грустные нотки, которые он время от времени замечал и во время их сеансов. Но еще никогда они не звучали так явно.

– Я слишком много работала и забросила свою дочь. Поэтому он так легко смог отобрать ее у меня.

«Вот, значит, как, – подумал Каспар. – Поэтому я чувствую такую связь с ней. У нас есть нечто общее».

– Кто ее у вас отобрал? – мягко спросил он.

– Мой бывший муж. Он не дает мне общаться с Мари.

– Как? – Он прикусил губу, но было уже слишком поздно. Его короткий вопрос был слишком требовательным и напомнил ей о том, что у него нет никакого права лезть в ее личную жизнь.

– Скажем так, у него есть свои методы, – коротко ответила она и провела рукавом по щеке. – А, проклятье. – Она прочистила горло. – Я все-таки проговорилась.