Читать книгу - "Мир, полный слез - Кит МакКарти"

– Возможно, вы просто связываете друг с другом не те смерти, исходя из неверных оснований? – Айзенменгер произнес это в своей характерной туманной манере, которая была так хорошо знакома Елене.

Что же он успел заметить?

Сорвин внутренне сжался.

– Что вы имеете в виду? – растерянно спросил Сайм.

– Я не уверен в том, что Майкл Блум убил своего отца. Если бы это было так, вам не пришлось бы связывать это убийство со смертью Мойнигана или с нынешней.

Сорвин чувствовал, что его раздирают противоречивые желания – ему хотелось ругаться и плакать одновременно.

– Тогда мы возвращаемся к началу. Три смерти и никаких объяснений.

– Возможно. – Айзенменгер поджал губы.

Беверли со скрытым удовольствием наблюдала за тем, как Сайм и Сорвин пытаются совладать с профессорским тоном Айзенменгера.

– Доктор Айзенменгер выразил желание присутствовать при исследовании костей ребенка.

Это заявление не вызвало восторга у ее коллег. Сайм устремил пристальный взгляд на Айзенменгера, а затем перевел его на Сорвина.

– Что скажете?

– Я думаю, у доктора Айзенменгера могут быть очень интересные версии, но это еще не означает, что они соответствуют действительности.

Сайм кивнул, а потом, к неудовольствию Сорвина, промолвил:

– Возможно, вы и правы, но меня очень интересует его мнение. – Он мотнул головой, указывая на палатку. – Я не уверен в ее профессионализме.

Он двинулся прочь, и Сорвин с несчастным видом последовал за ним.

– Ты как? – Айзенменгер повернулся к Елене.

– Значит, мне предстоит созерцать прелести еще одного посмертного исследования? Нет уж, лучше я вернусь в замок и расскажу всем о том, что происходит.

– Фетр проводит тебя, – откликнулась Беверли, надеясь избавиться таким образом сразу от двух раздражавших ее особ. – Тем более что ей снова придется снимать показания.

Елена вместе с Фетр двинулась обратно по тропинке, по которой они с Айзенменгером пришли сюда несколько часов тому назад. Елена чувствовала себя уставшей и подавленной, а Фетр боролась с собственными демонами, гадая, не убрали ли ее вновь с дороги; в результате обе насупленно молчали. Лишь после того, как они вышли на дорогу, ведущую к замку, Фетр попросила:

– Расскажите мне о смерти ваших родителей.

К Елене не каждый день обращались с подобными просьбами, и на мгновение она растерялась.

– Моих родителей?

Фетр кивнула.

– С чего это вдруг?

– Я читала материалы дела.

– И какое оно имеет отношение ко всему этому?

– Никакого, – уверенно ответила Фетр, но Елена ощутила какой-то сбой в скорости ее ответа. – И все же странно, что вы встречаетесь с инспектором Сорвином на месте другого убийства.

– И с инспектором Уортон – она ведь тоже здесь.

– Да, и с инспектором Уортон. – Даже подавленное состояние не помешало Елене различить некоторую заминку в речи собеседницы. – Как вы думаете, может быть, все это взаимосвязано? – без паузы продолжила Фетр.

Елена не знала, что сказать. Это предположение было слишком неожиданным, чтобы она могла что-либо ответить, и тем не менее она чувствовала, что оно вызывает в ней какой-то отклик.

– Просто все эти совпадения… – продолжила Фетр.

– Моих родителей убил грабитель, который вломился в дом. Это было случайное нападение. Какое же отношение их убийство может иметь к этим смертям, произошедшим восемь лет спустя?

Они уже достигли замка, и теперь у них под ногами хрустел гравий, создавая неприятный и резкий фон их беседе.

– Я просто пытаюсь рассмотреть все возможности, мисс Флеминг.

И снова в ее голосе прозвучала какая-то неуверенность, но у Елены не было сил анализировать это.

– Конкретно эта кажется мне очень сомнительной.

Они двинулись ко входу в замок под нестерпимый хруст гравия. Лишь когда они достигли мощеной площадки перед портиком, Елена осторожно спросила:

– Может быть, вам известно что-то такое, чего не знаю я?

Фетр нажала на кнопку звонка и искоса посмотрела на Елену.

– Откуда мне знать?

– Тогда что означало ваше предположение?

Но в этот момент Доминик открыла им дверь, и Фетр получила возможность не отвечать.

Все морги похожи друг на друга. Они включают в себя обязательный набор помещений – ритуальный зал, хранилище для тел, секционную, раздевалки и кабинет, в которых находятся одни и те же предметы: ножи, бумаги, ручки, перчатки, передники, пилы, секционные столы, весы, тазы. Из материалов здесь всегда преобладают сталь и фарфор, и никогда не бывает плавного перехода от света к тьме. Здесь всегда чисто, но это неприятная чистота, которая отдает пуританством.

Айзенменгер устроился на том же самом табурете, на котором несколькими днями ранее сидела Беверли, и с таким же отсутствующим видом принялся наблюдать за происходящим. Время от времени он вскидывал голову и рассеянно смотрел на то, чем занималась доктор Аддисон. Большинство людей едва ли смогли бы спокойно наблюдать столь ужасное и отвратительное зрелище, как вскрытие тела ребенка; профессионалам же оно казалось просто скучным, ибо исследование извлеченных из земли костей становится довольно рутинным занятием после того, как преодолены первые эмоциональные реакции.

Однако Айзенменгер взирал на происходящее безучастно по другой причине.

Он был занят чтением отчета доктора Аддисон о смерти Альберта Блума. Он уже трижды пробежал его глазами и теперь опять вчитывался в каждую строчку. Казалось, он хочет заучить этот отчет наизусть, чтобы потом выступить на каком-нибудь любительском спектакле.

С наибольшим вниманием за происходящим наблюдал Сорвин, который почти не отводил глаз от скорбных останков. Беверли делила свое внимание между Айзен-менгером и секционным столом, явно испытывая интерес и к тому и к другому. Стивен суетился вокруг доктора Аддисон, но ему, как и остальным, было скучно.

Наконец доктор Аддисон отложила инструменты и повернулась к Сорвину, не обращая внимания на Айзенменгера.

– На сегодня все, – заявила она, снимая перчатки.

Айзенменгер поднял голову, понимая, что для нее он является персоной нон грата.

– И что вы можете нам сказать? – осведомился Сорвин.

Доктор Аддисон вышла на авансцену, чтобы начать свое представление. Айзенменгер наблюдал за ней, ощущая себя театральным критиком и чувствуя, что вызывает у нее такую же неприязнь, какую испытывают все актеры по отношению к представителям данной профессии.

– Ребенку было не более трех месяцев, а может, и вообще один.