Читать книгу - "Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская"

тяжелый низкий комод с телевизором на нем, белый пластиковый плафон-юбка с одной лампочкой под потолком. «Зомбоящик», правда, был плоским, но, судя по модели, далеко не новым.

Кряжевой откровенно замялся, не зная, с чего начать. Хозяин квартиры идеально дополнял обстановку, смотрясь в ней так же уместно, как худющий уличный кот возле помойного бака.

– Табурет вона… Рядом сядь.

Кряжевой мог поклясться, что колдун никак не обозначил – ни движением головы, ни пальцем, – где именно стоит табурет, но сам сразу же нашел его взглядом, словно кто-то влез в голову и повернул ее в нужном направлении.

Следом пришло понимание еще одной странности. В квартире не было запахов. Даже намека на них, словно вокруг царила своеобразная стерильность, затрагивающая только запахи.

Особенностью этой, само собой, Кряжевой интересоваться не стал. Молча забрал стоящий в дальнем углу увесистый табурет, поставил его в полушаге от дивана, так, чтобы хозяину квартиры не пришлось поворачивать голову, глядя на гостя. Сел.

Из-за мешков под глазами и кустистых бровей колдуна невозможно было разобрать, смотрит он на гостя или нет. Говоря начистоту, Кряжевому хотелось встать и уйти. Хозяин квартиры выглядел человеком, которому оставалось жить считаные дни, если не меньше. Но это была последняя надежда, пусть зыбкая и почти безумная для привычного к незамутненному, всеобъемлющему пониманию вещей и событий Кряжевого. Только поэтому он не мог взять и зарубить ее. Мало ли, что кажется…

– Рассказывай.

– А как вас по име… – нерешительно начал Кряжевой. И сразу же показалось, что еще до начала фразы губы колдуна потревожила непонятная усмешка.

Договорить ему не дали.

– Бесокрутом кличь. Всю жизнь им прожил, чего перед смертью шкуру-то менять?

«Говорят, что иначе не отзывается, – в памяти тут же всплыл обрывок недавней беседы. – То ли им бесы крутят, то ли он – ими… А может, в одном хороводе топчутся. Только этого никто, кроме него, не знает».

– Хорошо, – глухо проговорил Кряжевой. – Мне сына вылечить надо. Можете?

– Кто… – Бесокрут закашлялся, коротко, сильно. – Кто знает? Человека-то не видя…

– Фотография есть. Планшет его. Майка. Можно же через них как-то…

– Ты меня к прохиндеям из телевизора в родню не налаживай. Соску бы еще принес. Или этот… подгузник.

– Так что делать? – процедил Кряжевой, сдерживая проснувшееся раздражение.

– Гонор-то поубавь… Это не я у тебя в ногах валяться готов. Хочешь, чтобы сын жил?

Кряжевой переждал новый приступ кашля, еле сдерживаясь, чтобы не разорвать криком затхлое спокойствие квартиры.

– Хочу.

– Ко мне двигайся, да наклонись поближе. Через тебя гляну: кровь-то одна…

Кряжевой без промедления выполнил просьбу, нависнув головой над животом Бесокрута. Закрыл глаза, готовый отпрянуть в любой миг, если что-то не понравится.

На лоб и затылок неспешно легли сухие прохладные ладони, чуть надавили. Неприятных ощущений не было, зато легонько потянуло в дрему, но Кряжевой без труда прогнал желание расслабиться. Ладони потихоньку сдвигались, переползая на виски, нажим оставался прежним.

В памяти начали возникать короткие, не дольше секунды-двух, фрагменты прошлого. Даша, Марьяна, Витя, снова Витя… Коридоры и кабинеты медицинских центров, лица врачей – четкие и уже подзабытые, опять Марьяна, опять Витя. Бланки с результатами исследований, Витя, ночи без сна, Витя, Витя. Слезы Даши, глуповатая улыбка дочери. Понимающий, совсем не детский, и оттого – невыносимый взгляд сына…

Воспоминания были бессловесными, лишь картинки, и – эмоции, только эмоции. В глазах, на лицах, в жестах…

Прикосновения исчезли. Кряжевой быстро разогнулся, осознав первый раз в жизни, что на самом деле означает «впиться взглядом».

– Вылечу…

Бесокрут снова зашелся в кашле. Кряжевой ждал, а внутри все переворачивалось и стыло от страха, что он неправильно расслышал сказанное или колдун оговорился, позабыв прибавить «не» в начале…

– Могу вылечить, – хрипло проговорил Бесокрут, и Кряжевой испытал дичайшее, ни с чем не сравнимое облегчение. Врачебные прогнозы: «Полгода, месяцев семь, не больше» – утратили свою жестокую, людоедскую непоколебимость. Развалились, как куличик из песка, по которому с размаху залепили кирпичом.

Эйфория продлилась меньше малого. «Плату просит, на какую не все пойдут… – еще один отрывок беседы сожрал ее, как жаба – мотылька. – Если не готов заплатить, то лучше отступись: ничего хорошего не выйдет».

– За лечение… – сердце словно кинули в морозилку, но Кряжевой заставил себя договорить: – Что хочешь?

Бесокрут пошевелил бровями, и Кряжевой вдруг увидел его глаза. Маленькие, темные. Они смотрели будто бы сквозь гостя, с бесконечным равнодушием, словно Бесокрута не интересовало, что прозвучит в ответ на его слова.

Кряжевой внезапно понял, кого напоминает ему колдун.

Нетопыря. Старого, хитрого, вдоволь попившего чужой крови, но до сих пор не желающего забыть ее вкус.

– Дочь отдай. Она ж у тебя на голову хворая, а двоих я не вылечу…

– Зачем? – выдохнул Кряжевой прежде, чем в голове появилась точно такая же мысль.

Бесокрут мечтательно улыбнулся:

– Детского мясца поем. Оно ведь как снадобье от старости проклятущей: еще годик-другой костлявая поодаль погуляет… Да и вкусно.

Он появился в автобусе за две остановки до выхода. Сел рядом с Кряжевым, покосился на него с явной досадой:

– Все жалеешь… Нет бы – кожу содрать с мордастого, а второму – позвоночник вдребезги. Это ж слизь человеческая, толку-то от нее? А еще лучше – черепушкой хрустнуть, чтобы мозги вразлет по стенкам… Да и с гнильцой харчи-то, с душком: нет чтобы кем почище угостить, душу безгрешную найти. Это мне полакомей. Глядишь, я бы и наелся побыстрее. Расстарайся в следующий раз, будь добр…

«Мерзость ненасытная. – Кряжевой отвернулся к окну. – Жри, что дают, не зуди».

Через несколько минут они вышли возле небольшого парка. Кряжевой посмотрел на часы: нормально, запас есть… Над дальней стороной парка тянулась к небу трехцветная – серебро, синий и кроваво-красный – высотка. Двадцать пять этажей, огромные балконы, панорамные окна. Кряжевой читал в Интернете, что к дорогущим квартирам элитного жилого комплекса «Райский уголок» прилагаются место в подземном паркинге и охраняемая территория. Но попадать в дом он не собирался, планы были немного другие, опять же, если живущий в «Райском уголке» человек не изменит своей педантичности…

Не изменил.

– Эй, мужик, але! – Кряжевой негромко окликнул его, когда тот проходил мимо их с Бесокрутом скамейки, очень похоже скопировав нотки Темы. Он кропотливо собирал информацию и знал, что новое «блюдо» Бесокрута органически не переваривает пренебрежительного отношения к себе. И не просчитался.

Полковник УФСИН в отставке – лет шестидесяти с хвостиком, поджарый, выправка, аккуратный ежик седых волос, белый дорогой спортивный костюм и кроссовки – мгновенно повернулся к нему. На некрасивом лице – как будто лепивший его скульптор безудержно схалтурил, не доведя заготовку до совершенства, и ограничился жесткими, топорными чертами голема – набухала ярость. Ведомый на коротком поводке,