Читать книгу - "На грани - Никки Френч"

— А жене сказал?

Он вздрогнул:

— Она здесь ни при чем. Это касается только тебя и меня.

— Расскажи про Зою и Дженни, — потребовала я. — Ты никогда про них не говорил. Какие они были? — Он с досадой покачал головой, но я не отступала: — Ты должен!

— Я тебе ничего не должен, — возразил он, но жестом капитуляции вскинул руки и зажмурился. — Зоя... Ее я знал плохо. Просто не успел... Сначала увидел ее огромную фотографию из газеты — она висела в полицейском участке. Зоя совершила подвиг — остановила грабителя, ударив его арбузом. Все мы восхищались ею... ну и подшучивали, конечно.

— Какая она была?

— Я никогда не видел ее.

— А Дженни? Ты же хорошо знал ее. — Я вгляделась в лицо Камерона.

— Дженни? Совсем другая. — Он чуть не усмехнулся, но вовремя сдержался. — Тоже маленькая. Все вы миниатюрные, — задумчиво добавил он. — Но сильная, энергичная, целеустремленная, вспыльчивая. Как натянутая струна. Дженни была умной и нетерпеливой. Иногда сумасшедшей.

— И несчастной?

— Да. — Он положил ладонь мне на колено, и я не сразу убрала ее, хотя меня охватило отвращение. — Но свернула бы шею каждому, кто посмел бы сказать ей это в лицо. Не женщина — дракон.

Я встала, чтобы был повод убрать его руку, налила себе кофе, зачем-то заглянула в шкаф.

— Нам уже пора.

— Надя...

— Не будем опаздывать.

— Вчера я лежал в постели и видел тебя — твое лицо, тело...

— Не трогай.

— Я знаю тебя, как никто.

— И думаешь, что я умру.

Перед уходом я позвонила Линксу и предупредила, что инспектор Стадлер повезет меня к родителям, где мы пробудем до вечера. Я уловила удивленные нотки в голосе Линкса: он не мог уразуметь, зачем я сообщаю ему о своих планах. А мне было все равно. Я повторила то же самое громко и четко — Линкс не мог не услышать. Как и Камерон.

* * *

По дороге мы почти не разговаривали, пока не свернули с шоссе М4. Я коротко давала указания, Камерон вел машину и поглядывал на меня. Я сидела, сложив руки на коленях, и пыталась смотреть в окно. Но мне было неуютно под его взглядом.

— Чем занимаются твои родители? — спросил он, когда мы были уже у цели.

— Отец — учитель географии, он рано вышел на пенсию. Мама где только не работала, но в основном сидела дома и растила нас с братом. Сюда, к перекрестку. Останешься в машине, ясно?

Родители жили в переулке, застроенном одинаковыми домами. Камерон подъехал к крыльцу.

— Подожди минутку, — попросил он, когда я взялась за дверную ручку. — Я должен кое-что тебе сказать.

— Что?

— Пришло еще одно письмо.

Я откинулась на сиденье и закрыла глаза.

— Господи...

— Ты же взяла с меня обещание рассказывать все.

— Что там было?

— Почти ничего. «Ты смелая, но это тебе не поможет». Что-то вроде этого.

— И все? — Я открыла глаза и повернулась к нему. — Когда его прислали?

— Четыре дня назад.

— Из письма вы что-нибудь узнали?

— Присоединили его к психологическому портрету преступника.

— Значит, ничего, — вздохнула я. — Как всегда. Только убедились, что он не передумал.

— Верно.

— Увидимся через пару часов.

— Надя...

— Ну что?

— Ты и правда смелая. — Я уставилась на него. — Честное слово.

Я смотрела на него.

— Ты хочешь сказать, смелая, как Зоя и Дженни?

Он не ответил.

* * *

Мама приготовила рагу из баранины с рисом — как всегда, переваренным, слипшимся в комки, — и зеленый салат. В детстве я почему-то любила баранину. Как объяснить матери, что со временем вкусы меняются? Мясо получилось жестким, в нем постоянно попадались острые осколки костей. Папа открыл бутылку красного вина, хотя за обедом родители никогда не пили. Они искренне обрадовались мне, захлопотали, словно я была чужой. Я и вправду чувствовала себя чужой этим двум еще не старым людям.

Они вечно осторожничали, всего боялись. Переживали за меня каждый раз, когда я уходила гулять вечером, в холодные ночи клали мне в постель бутылку с горячей водой, кутали в морозы, точили мне карандаши к началу учебного года. Эта забота сводила меня с ума: они вникали во все детали моей жизни. Но теперь, вспоминая об этом, я ощутила приступ ностальгии. Меня потянуло домой.

Я решила, что обо всем расскажу после обеда. Мы перешли в гостиную и неторопливо пили кофе с мятными конфетами. На улице стояла машина, за рулем сидел Камерон. Я прокашлялась.

— Мне надо кое-что сказать вам, — начала я.

— Что? — Мама уже смотрела на меня выжидательно, настороженно.

— Я... есть человек, который... — Я остановилась, заметив, что мама зарумянилась. Она решила, что у меня наконец-то дело идет к свадьбе. Макса она не воспринимала всерьез. У меня вдруг кончились слова. — Нет, все это пустяки.

— Ты говори, говори. Мы хотим послушать — правда, Тони?

— Потом. — Я вскочила. — Сначала пусть папа покажет мке, что творится в саду.

На дереве зрели сливы. Отец выращивал фасоль, латук и картошку. Он показал мне помидоры в парнике и набрал с собой целое ведерко мелких красных шариков.

— Мама закатала для тебя несколько банок клубничного джема, — сообщил он.

Я взяла отца за руку.

— Папа, — начала я, — папа, мы иногда ссорились, — из-за уроков, курения, выпивки, косметики, прогулок допоздна, политики, наркотиков, парней, их отсутствия, работы и так далее, — но ты всегда был хорошим отцом.

Он смущенно поцокал языком и потрепал меня по плечу.

— Наверное, мама уже волнуется.

Мы попрощались в прихожей. Обнять родителей я не смогла: руки были заняты помидорами и джемом. Я прижалась щекой к маминой щеке и вдохнула родной запах ванили, пудры, мыла и нафталина. Запах моего детства.

— До свидания, — сказала я, и они дружно замахали руками. — До свидания.

Всего на миг я позволила себе подумать, что вижу их в последний раз. Нет, вряд ли: твердо зная, что расстаешься навсегда, не выйдешь из дома, не сядешь в машину и не будешь улыбаться как ни в чем не бывало.

* * *

Всю дорогу домой я притворялась спящей. Камерон осмотрел квартиру, и я выпроводила его в машину. Мне хотелось побыть одной. Он попытался возразить, но у него на поясе запищал пейджер, я вытолкала Камерона за дверь и захлопнула ее.

И села на край кровати, опустив руки на колени. Закрыла глаза, потом открыла их. Прислушалась к своему дыханию. Я ждала, время тянулось, а странное чувство не проходило.