Читать книгу - "Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская"

пятой Матильде она уже приноровилась, и дело спорилось достаточно быстро. Однако с этой кошкой явно было что-то не то. Пять минут назад натянутый как барабан живот опал – и можно было бы сказать, что обтянул ребра… если бы эти самые ребра были. Кошка лежала тряпкой, будто что-то высосало ее, выжало досуха, оставив лишь пустую оболочку.

Это было странно – но, с другой стороны, значительно облегчало бабкину работу.

Бабка Зоя вздохнула, метким ударом пробила острием лыжной палки кошке таз и, громко шаркая, поплелась на кухню. Тушка тащилась за ней, гулко стукаясь пустым черепом об углы и плинтуса.

Через полтора часа Матильда была как живая – в меру облезлая, тощая и с тупой, ничего не выражающей мордой. Незадача вышла лишь с левым глазом – рука у бабки Зои дрогнула, проткнула его иглой, и он вытек на стол, аккурат на разделочную доску. Пришлось вставить в глазницу раскрашенную фломастером яичную скорлупу.

– Ну вот, – пробормотала бабка Зоя, пристраивая Матильду Тридцать Пятую на полочку в зале, рядом с ее предшественницами. Когда-то, лет тридцать назад, тут стояли фарфоровые слоники – теперь же полку, шкаф и даже пол заняли чучела кошек. Драные, поеденные молью, с выпученными остекленевшими глазами (у первых, еще неудачных, Матильд они были заменены пуговицами), доверху набитые тряпками и газетами, в которых от сырости заводились мокрицы и нет-нет да и вылезали на свет божий из чучельных ртов и ушей – они громоздились плотной толпой. Бабка Зоя называла их «партийным собранием». Иногда ей казалось, что чучела молча и недобро следят за ней из темноты. Тогда она швыряла им подачку в виде тухлой рыбины или позеленевшей колбасы. Чучела молчали.

– Сяйик, Сяйик, – залопотали за спиной, и поджарый вислоухий пес оглянулся. Он полгода обитал в этих дворах и уже усвоил, что вариация слова «Шарик» – особенно произнесенная такими тонкими голосками с особенной, свойственной только им интонацией – означает чесание живота, трепание за ухом, а то и вкусную еду. Пес растянул губы, слегка обнажив нижние зубы, – опытным путем он выяснил, что это почему-то вызывает у людей умиление и дополнительное желание покормить и почесать его.

Мальчик стоял перед ним и протягивал печенье. Пес осторожно, стараясь не прихватить руку, взял лакомство. Он знал этого мальчишку, который чаще других приносил ему что-нибудь вкусное, бесстрашно трепал за ухо и бормотал о доме и диване. Вот и сейчас тот что-то говорил – на этот раз радостно, захлебываясь словами. Пес вслушался.

– Сяйик, мама йазйешила! Она сказала, что вечейом посмотйит на тебя, и если ты не совсем отвйатительный, то она согласна взять тебя домой!

Мальчик подпрыгнул и захлопал в ладоши. Пес тупо посмотрел на него. Он понимал, что происходит что-то хорошее – и это хорошее, кажется, связано с ним, – но в чем именно конкретно было дело, уловить никак не мог. Слишком много незнакомых слов, слишком уж восторженные интонации. На всякий случай он снова растянул губы и завилял хвостом.

– Ты совсем не отвйатительный! – от переизбытка чувств мальчишка шлепнулся на колени, обнял его и громко чмокнул прямо в лоб. Пес изо всех сил удержался, чтобы не отпрянуть, и, снова повинуясь скорее интуиции и расчету, чем порыву души, облизал ребенку лицо.

Тот весело рассмеялся, вскочил на ноги и побежал в подъезд. На пороге он обернулся и выкрикнул:

– Вечейом, Сяйик!

Пес вильнул хвостом и широко, смачно зевнул, клацнув зубами.

Остаток дня прошел без происшествий. Бабка Зоя по привычному маршруту прошерстила помойки, собрав в китайскую клетчатую сумку несколько коробок из-под тортов, вымазанные в краске джинсы и банку из-под этой же краски, а также целую охапку полиэтиленовых пакетов. К сожалению, здесь бесхозных кошек не водилось, придется идти в соседний квартал – тамошняя кошколюбка тетка Вася уже год как померла, так что как раз могли народиться новые. Но это бабка Зоя решила оставить уже на утро – для ловли кошек нужно было освободить две сумки, а также на всякий случай поискать несколько крепких веревок: не все блохастые осознавали, что бабка Зоя пришла принести им счастье.

Веревка находилась где-то в зале, в куче на антресолях. Шторы там были всегда закрыты – в них обосновалась колония тараканов, и после того как при очередной попытке открыть шторы на голову бабке Зое обрушилась рыжая шуршащая масса, к окну она больше не подходила. Из-за этого, а еще и из-за того, что стекла не мылись уже несколько лет – с тех пор, как дорогу к ним преградил небольшой завал из сломанных игрушек, – в комнате царил полумрак.

Бабка Зоя с трудом нащупала выключатель – его кнопка давно уже была утоплена в рассыпавшийся бетон и засаленные лохмотья сгнивших обоев. Пыльная, засиженная мухами лампочка на голом проводе под потолком зашипела, мигнула и, потрескивая, зажглась.

От увиденного у бабки отвисла челюсть.

В самом центре «партийного собрания» копошилось странное существо. Розовое, с мелкими белыми прожилками, как у куска свежего мяса, оно пульсировало, то сжимаясь в ком, то вытягиваясь в струнку, то превращаясь в подобие осьминога с множеством щупалец. Размер его было трудно понять – казалось, что меняя форму, оно одновременно уплотнялось или разряжалось, в какой-то момент даже начиная плескаться наподобие отвратительного желе. В комнате висел едва уловимый запах чего-то пряного и влажного.

Существо растолкало все чучела, повалив их и заляпав собою. Стеклянные глаза и пуговицы чучел таращились в потолок, иссохшие лапы сломались, шерсть висела в воздухе. Только одно осталось стоять – Матильды Тридцать Пятой. Именно около него и возилось существо, облепив морду кошки. Судороги, то и дело сотрясавшие его тело, казались судорогами усилия, словно оно пыталось преодолеть что-то, мешающее ему. Чучело ходило ходуном, и когда существо на миг отстранялось от него, было видно разорванную пасть, вдавленный внутрь глаз и зияющую пустую глазницу на том месте, где была яичная скорлупа.

В старческом, но не потерявшем возможность ясно мыслить бабкином мозгу сложились все события, начиная с прошлой ночи: шуршание в юго-западной куче, странные вид и движения кошки наутро, пустая – без единой косточки или мышцы – шкурка, которую она набивала ветошью… Это существо сегодня уже побывало в ее кошке, выело изнутри, прикинулось той – но потом по какой-то причине покинуло ее и теперь пыталось вернуться обратно в Матильду Тридцать Пятую, но не находило себе места среди тряпок и бумаги.

Бабке Зое почему-то стало жаль бездомную тварь.

– Кыс-кыс, – проворковала она.

Существо вздрогнуло, по его телу пробежала