Читать книгу - "Мясо - Джозеф Д'Лейси"

Без десяти пять утра Гревил Снайп, в накрахмаленном белом халате, стоял у служебного входа в доильный зал, ожидая своих четырех дояров — Гаррисона, Мейдвелла, Роуча и Парфитта. Судя по тому, что они никогда не приходили раньше положенного времени и испарялись тотчас, как заканчивалась смена, работу свою они ненавидели. Они старались проводить в доильном зале как можно меньше времени и выполняли только самый необходимый минимум требований, которые он предъявлял к подчиненным.

Снайп постучал по циферблату своих часов, как будто это могло ускорить появление бригады. Заводские автобусы доставляли утреннюю смену заблаговременно, но он знал, что его ребята наверняка стоят у ворот, курят и гогочут с приятелями из других цехов. Может, и над ним смеются. Он почти не сомневался в том, что они подшучивают над ним у него за спиной, но что он мог поделать?

Молодежь и большинство чернорабочих были ленивы. Снайп знал об этом задолго до того, как его назначили смотрителем доильного зала. Со временем он настолько поднял планку требований к своим работникам, что переплюнул в этом администрацию. Зато теперь, даже если кто-то из дояров и не дотягивал до его стандарта, он знал, что этого достаточно для того, чтобы при любой общезаводской инспекции у проверяющих не нашлось замечаний. Но все равно муштровал подчиненных, выговаривая за опоздания, иногда угрожая увольнением. Может, они ненавидели доильный зал, но нигде в городе не найти им было другой, столь хорошо оплачиваемой работы, и они все об этом знали.

Он не считал себя строгим начальником. Ему самому, еще в бытность простым рабочим, попадались куда более суровые бригадиры. Его грела мысль о том, что он все-таки запомнится не угрозами и бранью, а тем, что пытался привить рабочим чувство гордости за свой труд. Когда дояры хорошо справлялись с работой, хотя, стоило признать, случалось это крайне редко, он выдавал им премии молоком, йогуртом, сливочным маслом или сыром — продуктами, за которые, он знал, их расцелуют домашние.

Еще не рассвело, и во дворе горели газовые фонари. Они освещали грязную территорию завода с выгонами для скота, коровниками, амбарами, уборными, скотобойней и молочной фермой. Он смотрел, как мотыльки бесцельно кружат вокруг горячих желтых ламп, бьются в них, думая, что свет — это путь к свободе, даже не догадываясь о том, что они и так свободны. Так же как и Избранные, насекомые обладали врожденной тупостью. И тем не менее Снайпу вдруг стало грустно от тщетности их усилий. Когда их крылья обгорали настолько, что становились бесполезными, мотыльки падали в грязную жижу и умирали, совершая бессмысленное самоубийство.

Послышались приближающиеся шаги. Снайп снова посмотрел на часы. Три минуты до начала смены. Это уже было слишком — дояры явно не успевали переодеться и явиться на дойку к пяти утра.

— Давайте быстрее, лодыри чертовы! — закричал он. — Не испытывайте мое терпение. — Дояры проскочили мимо него к турникету, отметили явку и поспешили в раздевалку, раскрасневшиеся то ли от смеха, то ли от паники. — Если кто из вас хоть на секунду опоздает, срежу по полчаса из зарплаты. Запомните, мы — команда. Мы не подводим своих товарищей.

За минуту до начала смены дояры выбежали в доильный зал, к стойлам, на бегу застегивая свои засаленные халаты.

— И не забудьте отдать в стирку свою рабочую одежду!

Ангар был достаточно просторным, чтобы вместить и маленький грузовик, и полки с инструментами, и контейнеры, но вот уже много лет он пустовал. Построенный из бетонных блоков, он был глухим, без окон. Деревянные двери, окрашенные в тоскливый зеленый цвет, на стыке с бетонным полом отсырели и потрескались. Ледяные сквозняки и сырость чувствовали себя здесь как дома, и даже летом, когда на улице было тепло, в ангаре стояла темная декабрьская стужа. Прямо с порога пробирала дрожь.

Соседние боксы служили временным пристанищем для бродяг и убогих. Ночевать здесь было слишком опасно, и постояльцы лишь справляли нужду и шагали дальше, стараясь успеть до наступления сумерек. Именно сюда бандиты приводили своих пленных врагов и долгими ночами забавлялись пытками. Место было уединенное, затерянное в недрах Заброшенного квартала, и до ближайших жилых домов было достаточно далеко, чтобы кто-то мог услышать крики. Как и звуки резаков, кромсающих кости и живую плоть.

Света в ангаре не было, и Джон Коллинз наведывался сюда только по ночам. Рискуя вступить в экскременты, он все-таки сумел найти в этой грязи островок, где можно было расположиться. Свечи он принес с собой, поставил их в дальнем углу, там же нашелся высокий стул без спинки, который стал его трибуной. Несмотря на холод и опасность, тесноту и темень, люди приходили, чтобы послушать его.