Читать книгу - "Последний праведник - А. Й. Казински"

Еще парочка неутомимых активистов брела по снегу вдоль дороги по направлению к «Белла-Центру».

— В дурдоме сегодня выходной, — пробормотал Нильс. Ханна попыталась хихикнуть, но без особого успеха.

— Вы уверены, что мне стоит идти вместе с вами?

— Да. Вы должны объяснить.

Ханна смотрела в окно, сожалея о том, что все это затеяла, и не чувствуя себя в состоянии объяснить что бы то ни было.

«Белла-Центр». Красивое название для здания из серого бетона, выстроенного на самом плоском болоте Европы. Нильс припарковал машину довольно далеко от входа: подъехать ближе можно было только имея специальное разрешение. На время саммита «Белла-Центр» находился под управлением ООН, вне датской юрисдикции — иначе здесь никак не смогла бы появиться горстка деспотов. Те главы государств, которые по западным законам должны быть приговорены к тридцати восьми пожизненным заключениям за преступления против человечности: Мугабе, Ахмадинежад, вся эта компания, — и только ради того, чтобы прикрутить термостат. Ну разве не трогательно?!

— Соммерстед тут? — спросил Нильс у одного из полицейских.

— Где-то внутри. Но там вообще ад сейчас, Обама приехал.

Нильс улыбнулся и похлопал коллегу по спине, тот покачал головой.

— Нельзя понять, кто за это шоу отвечает: мы или американские спецслужбы, — добавил он.

«Шоу», — подумал Нильс. Как знать, возможно, это гораздо более точная формулировка, чем думает раздосадованный коллега. Демонстрантов не пускали за высокую трехметровую ограду, так что они стояли под ней и напоминали беженцев времен русской революции: одетые в черное, замерзшие и не представляющие собой никакой опасности. Всех потенциально агрессивных, кто мог бы решиться штурмовать ограждения, на время посещения саммита Обамой уже свинтили.

Соммерстед стоял перед журналистами и камерами и безмятежно улыбался под сыплющимся на него градом вопросов: почему демонстрантов заставили так долго сидеть на асфальте? Почему полиция не смогла подготовиться получше? Демонстранты в больницах, жестокость полиции. Улыбка Соммерстеда, похоже, становилась все шире с каждым обвинением в адрес его ведомства. В конце концов он поднял ладонь, как будто собираясь остановить несущегося на него автомобилиста.

— В данный момент пятеро моих подчиненных госпитализированы. У троих из них серьезные сотрясения мозга, у одного сломаны нос и челюсть. Их избивали арматурой. Но я, конечно, очень сожалею, что у пары демонстрантов началось небольшое воспаление мочевого пузыря от того, что они посидели на асфальте.

Театральная пауза. Все журналисты вдруг стали похожи на детей, и Соммерстед оказался единственным взрослым из присутствующих. Он сочувственно улыбнулся камерам:

— Копенгагенская полиция несет ответственность за то, чтобы главы мировых государств беспрепятственно и безопасно могли встречаться в «Белла-Центре». Помимо этого мы в ответе за то, чтобы как можно меньшее количество демонстрантов получили травмы — несмотря на то, что они нападают на нас с булыжниками и еще бог знает чем. Но очередность наших приоритетов в области безопасности именно такая. Еще вопросы?

Гул в зале, журналисты повержены. Уж что-что, а успокаивать прессу Соммерстед умел. Когда последние вопросы иссякли, Нильс протиснулся сквозь толпу.

— Соммерстед?

Начальник удивленно взглянул на Нильса.

— Бентцон? Отличная работа с Абдулом Хади.

— Спасибо.

— Ты разве не собирался в отпуск?

— Я знаю, что вы заняты, поэтому постараюсь покороче, — сказал Нильс, подталкивая Ханну поближе к Соммерстеду. — Это Ханна Лунд, исследователь из Института Нильса Бора.

Соммерстед бросил на Ханну быстрый непонимающий взгляд.

— Нильса Бора?

— Бывший исследователь вообще-то, — успела пробормотать Ханна, прежде чем Нильс продолжил:

— Это по поводу того международного дела, убийств праведников. Помните? Оказалось, что убийства совершаются в соответствии со сложной закономерностью, которая, очевидно, связана с древним религиозным мифом… — Нильс сам услышал, как странно это звучит, и запнулся. В него врезалась стайка китайцев в костюмах. Недостаток роста они компенсировали своим количеством. Нильс продолжил: — Может, здесь есть какое-то место, где удобнее говорить? Это всего минута.

Соммерстед осмотрелся и потратил пятнадцать секунд, прикидывая целесообразность выделить Нильсу шестьдесят.

— Говори тут.

— Спасибо. Ханна?

Она откашлялась и употребила первые пять секунд на то, чтобы смотреть Соммерстеду в глаза.

— Ну да, сначала мы думали, что расстояние между местами, в которых совершались убийства, около трех тысяч километров — но все оказалось гораздо сложнее и запутаннее. В смысле, закономерность оказалась сложнее. Понимаете, поначалу цифры не сходились. Но потом я убрала всю воду — все океаны — и сложила континенты вместе. Представьте, пожалуйста, как выглядел бы земной шар, если бы его поверхность состояла только из земли…

— Вокруг Южного полюса, — вставил Нильс.

— Южного полюса?

— Да, именно. То есть так, как континенты выглядели миллиард лет назад. Суперконтинент Родиния. Это немного сложно объяснить за тридцать секунд, но все-таки: если поместить тридцать четыре места, в которых были совершены убийства, на двенадцатую, двадцать четвертую, тридцать шестую и сорок восьмую параллель, тогда… — Ханна посмотрела на Нильса, прежде чем продолжать: — Они образовывают небольшие кольца, или круги, и…

Она запнулась, и Нильс закончил за нее:

— Короче, остаются только два пункта: Копенгаген и Венеция.

Молчание. Бегут секунды.

— Венеция?

Соммерстед переводил взгляд с Ханны на Нильса и обратно.

— Венеция? Мы ездили в Венецию в свадебное путешествие.

Ханна не поняла сарказма.

— Почему вы об этом говорите? — спросила она.

Нильс перехватил инициативу, откашлялся и повысил голос, чтобы перекричать какое-то объявление на английском, которое раздавалось из динамиков на весь конгресс-холл.

— Сегодня вечером, — сказал он, — вернее даже сегодня после обеда, когда сядет солнце, около четырех…

— В 15.48, — перебила его Ханна.

Нильс продолжал:

— В 15.48 или здесь, или в Венеции будет совершено убийство.

Люди вокруг начинали обращать на них внимание. На сей раз однозначно датчане, журналисты с аккредитациями, висящими на шее на черных телефонных шнурках.

— В Венеции солнце сядет через пять часов, здесь — уже через три. У нас мало времени.