Читать книгу - "Манхэттен по Фрейду - Люк Босси"

— Почему вы об этом не говорили раньше?

— Я этого не знала. Во мне жил еще один человек, который помнил обо всем вместо меня.

— Жил? Что же с ним случилось?

Фрейд кашлянул, привлекая внимание инспектора.

— Восстановив свои воспоминания, Грейс от них дистанцировалась, — пояснил он. — И Юдифь стала ей не нужна.

— То есть Грейс вспомнила все?

— Да.

— Как вы убили отца? — спросил Кан. — Каким оружием?

— Я купила старую шпагу, — сказала Грейс. — Ну, Юдифь купила ее у торговца оружием.

— А почему вы совершили этот поступок именно в тот вечер?

— Не знаю. Когда отец сказал, что у меня есть незаконнорожденный брат, я превратилась в Юдифь. Ночью она взяла шпагу, спрятанную в шкафу… — Голос Грейс задрожал, но она нашла в себе силы продолжить: — Он почувствовал мое присутствие в тот момент, когда я собралась ударить, и открыл глаза. Не думаю, что он успел понять, что означал мой жест. Потом вдруг неизвестно откуда появился этот детектив…

— Не согласитесь ли вы изложить ваше признание в письменной форме? — спросил Кан.

— Конечно.

Кан принес лист бумаги и письменные принадлежности. Грейс взяла бумагу и тут же принялась писать.

Кан сделал Фрейду знак, приглашая его выйти вместе с ним из комнаты. В коридоре психоаналитик заговорил первым:

— Поскольку Грейс вспомнила о случившихся фактах, она получила возможность и лгать, рассказывая о них.

— Но вы подтверждаете наличие реального мотива, не так ли? То, что отец Грейс ее насиловал?

— Я не хочу высказываться на этот счет.

— Я застал вас за попыткой влиять на свидетеля, — сухо заметил Кан. — Так скажите же мне правду. Вы ни разу не рассматривали возможность инцеста во время наших предыдущих бесед?

— Я вам все объясню, — сказал Фрейд. — Пятнадцать лет назад я произвел сенсацию, заявив, что истерический невроз является результатом сексуального насилия в детстве. Моя «Seduktiontheorie» привела в восторг психиатров, потому что в ней расстройство любого типа считалось следствием одной первоначальной травмы! Мой кабинет заполнился пациентами, совращенными отцом, матерью, братом или слугой…

— Короче говоря, вы превратились в полицейского, — сказал Кан.

— Борющегося со лжесвидетельствами, — прибавил Фрейд. — Многие откровения оказались фантазиями. Мои подсчеты потеряли связь с реальностью, количество жертв приближалось к количеству случаев невроза. И тут я открыл эдипов комплекс.

— Ну наконец-то и я, быть может, пойму, что это такое…

— Большинство травм оказались сексуальными фантазиями. Пациенты придумывали то, чего они не пережили. Новая теория сделалась более общей. К несчастью, Грейс Корда запутала меня и я двинулся в неверном направлении.

— Следовательно, эта молодая женщина была жертвой инцеста, — заключил Кан. — Разве ее желание отомстить нельзя рассматривать как достаточный повод для убийства отца?

— Обычно пациенты могут подавить свои желания и не переходят к действиям, — сказал Фрейд. — Но в случае с Юдифь… я должен признать, что она необыкновенно развила свою волю. — Казалось, каждая произносимая фраза стоила ему немало мучений. — Она была способна убить. Но это слишком простое объяснение! Мы еще не открыли всей правды. Почему Блэйк стрелял в Грейс в «Дримленде»? Кто был шофером такси, который застрелил Менсона?

Кан смотрел на Фрейда с сочувствием.

— Я задаю себе те же вопросы, что и вы, — сказал он. — Но у Грейс нет никакой причины лгать. Она виновна.

— Значит, вы ее арестуете? И заставите пережить судебный процесс? Посадите в тюрьму? Она этого не перенесет. Ее личность вновь раздвоится, и она никогда не выздоровеет.

Ничего не отвечая, Кан открыл дверь и пригласил Фрейда последовать за собой.

В этот момент Грейс отложила ручку.

— Моя жизнь — это результат двух самых страшных преступлений, какие только можно вообразить. — Молодая женщина посмотрела на вошедших мужчин. Выражение ее лица было непроницаемым. — Того преступления, которое мой отец совершил надо мной, и того преступления, что я совершила над своим отцом…

Напряженное состояние Грейс потрясло Фрейда. Какие же психологические муки она переживает, если столь низко сгибается под ударами судьбы?

Кан взял листок бумаги и обернулся к психоаналитику:

— Доктор, вы можете засвидетельствовать, что Юдифь исчезла?

— Я свидетельствую.

— И что у Грейс Корда больше нет преступных намерений?

— Я это подтверждаю.

— Тогда, — сказал Кан, складывая бумагу и кладя ее в карман, — я сохраню этот документ в материалах следствия. Вы свободны.

Грейс покраснела до корней волос:

— Вы не верите моим признаниям?

— Ваш поступок был правомерен, — просто сказал Кан. — Правосудие вас оправдает, но заставит страдать. Лучше вас от них избавить. Все считают убийцей Августа вашего сводного брата. Я думаю, он не будет возражать…

— Я хочу процесса, — сказала Грейс. — Я хочу объявить о том, что сделал со мной мой отец.

На этот раз Кан ударил кулаком по столу и твердо сказал:

— Хватит ходить вокруг да около. Самые могущественные люди Нью-Йорка не хотят, чтобы правда об Августе Корда вышла на свет. Они сделают все, чтобы заставить вас замолчать. Они объявят вас недееспособной и всю жизнь будут держать под замком.

— Вы боитесь, инспектор? — спросила Грейс, с вызовом глядя на него. — Я — нет.

— Напрасно. Вы останетесь в живых, только если завтра газеты напечатают, что к вам вернулась память и вы подтверждаете, что убийцей вашего отца является Джон Менсон.

Грейс промолчала — она не изменила своего мнения, но аргументов ей не хватало.

— Доктор Фрейд, — Кан был непреклонней, — я прошу вас проводить мадемуазель Корда домой. Я вызову машину. Мы будем охранять вашу комнату до тех пор, пока не уверимся, что ваша жизнь вне опасности.

Фрейд отвел инспектора в сторону.

— Зачем вы заставили ее написать признание, если хотели освободить?

— Это наши гарантии в борьбе против Клуба. Пока у нас есть этот клочок бумаги, на котором она своей рукой написала, что ее отец насильник и преступник, они ничего не смогут с нами поделать.

— Спасибо, — сказал Фрейд.

— Не благодарите меня. Вы правы: мы еще не знаем правды. Корда, быть может, не убивал, и опасность нависла не только над Грейс. Мы с вами тоже находимся под ударом.