Читать книгу - "Телохранитель - Деон Мейер"

Тогда я был слишком молод и глуп и не понял, что он мне внушал. А возможности спросить у него мне так и не представилось, потому что вскоре он застрелился — на том же самом холме, на котором мы с ним тогда беседовали. Узнав о своей смертельной болезни, он хотел избавить своих родных от страданий. Но его слова я запомнил на всю жизнь. Я изучал себя и других, запоминал, расспрашивал. Я развивал в себе талант наблюдать за внешностью и поступками, научился с ходу определять признаки угрозы, но кроме того, разгадывать чужие биографии и спрашивать себя: «Насколько я человечен в их глазах?» «Каким я им кажусь?» Меня всегда поражала собственная неспособность становиться частью целого. Общество — примитивный организм с избирательно проницаемой мембраной, а я не могу стать избранным, я для этого не подхожу.

Позже, когда передо мной открылись более широкие горизонты, я жалел, что не могу больше побеседовать с министром на холме. Я бы сказал ему, что понял: Африка в самом деле источник убунту. В глазах многих я видел мягкость, сочувствие, добрую волю, огромное желание мира и любви.

Но у нашего континента есть и другая сторона; убунту, как и все на свете, состоит из инь и ян. В Африке благодатная почва для насилия. Мне хотелось сказать министру, что я часто вижу в других отражение себя — вернее, отражение того, кем я стал благодаря сцеплению генов и безжалостным отцовским наставлениям. Я сразу узнаю отсутствующий взгляд, как будто внутри у человека что-то умерло, и понимаю, что человек больше не испытывает боли, но ему хочется вызвать ее в других. Хочется причинять другим боль.

И нигде я не сталкивался с подобным явлением чаще, чем в Африке. В моих поездках с министрами — членами Национальной партии и АНК — я повидал мир, Европу, Ближний и Дальний Восток, а также свой родной континент. И здесь, в колыбели человечества, я смотрел на многих политиков и диктаторов, полицейских, солдат и телохранителей, а иногда и на уголовников и признавал в них своих братьев по крови. В Конго и Нигерии, в Мозамбике и Зимбабве, в Анголе и Уганде, в Кении и Танзании — и в Брандвлее, в тюрьме. Люди охвачены тягой к насилию. Насилие разрастается, как пожар в саванне. Иногда я испытывал глубокое желание быть не таким, как все. Войти в братство, где царят взаимное уважение, сострадание и сочувствие, поддержка и самозабвение. Во мне на генном уровне аукалось эхо моих предков, которые много столетий назад покинули Африку, но сигнал был слабым, а расстояние слишком большим. А в общем, я не очень переживал, поняв главное. Белому человеку непросто на континенте убунту.

В номере для особо важных гостей Джей-Би Фиктер сообщил мне, что ночь прошла без происшествий. Он уже собирался ложиться, а я взял мобильник Эммы и зарядник и пошел навестить доктора Элинор Тальярд.

Она сказала: то, что Эмма до сих пор в коме, — тревожный признак.

— Леммер, за последние семьдесят два часа никаких изменений не произошло. Вот в чем беда. Чем дольше продолжается кома, тем хуже прогноз.

Я хотел спросить, могут ли они что-нибудь сделать, но заранее знал ответ.

— Элинор, мне нужно где-нибудь ненадолго остановиться — возможно, на неделю. В районе Клазери. Не в обычном отеле для туристов. Меня бы устроила, например, отдаленная ферма… или особняк.

— В Клазери?

Я кивнул.

— Но почему именно там?

— Не спрашивайте.

Она покачала головой:

— Полицейские охраняют ее. Ваши люди охраняют ее. Что вообще происходит? Ей грозит опасность?

— Здесь она в безопасности. Я просто хочу убедиться, что она будет в безопасности и дальше, после того как выпишется.

Я не мог разгадать, что написано на ее лице. Она пожала плечами:

— Позвольте, я спрошу Коса.

Она позвонила мужу и передала ему мою просьбу.

— Кос ответил, что сейчас Новый год. Работают только врачи и влюбленные.

— Пожалуйста, скажите, что дело срочное.

Она передала ему мои слова, а потом что-то записала в блокноте с названием лекарства на обложке. Повесив трубку, она оторвала листок со словами:

— Кос обещал, что скоро вам перезвонит Надин Беккер. Она агент по недвижимости. Но дайте ему время. Он умеет добиваться своего. По этой части он настоящий мастер.

— Спасибо вам большое. — Я встал.

— Леммер! — окликнула она меня на прощание. — Надеюсь, вы знаете, что делаете.

— Там видно будет, — ответил я.

Утром первого января позавтракать можно было только в закусочной сети «Уимпи». Все остальные заведения общепита были закрыты. Я заказал двойной завтрак и выпил первый из двух больших стаканов кофе, когда мне позвонила Надин Беккер. У нее оказался пронзительный голос, и тараторила она в стремительном темпе, как будто ужасно спешила и выбилась из сил.

— Доктор Кос Тальярд сказал, что у вас срочное дело, но должна заметить, трудненько будет найти то, что вы ищете. Никто не хочет сдавать жилье на короткий срок.

— Я заплачу за месяц.

— Так-то лучше. Дайте мне немного времени, ведь сейчас новогодние праздники. Не знаю, удастся ли мне дозвониться до хозяев. Я вам перезвоню.

Завтрак мне подал официант с налитыми кровью глазами. Должно быть, они с поваром накануне вместе встречали Новый год, потому что яичница была пережарена, а сосиски — недоварены. Но надо было поесть. Я заказал еще кофе, чтобы смыть мерзкий привкус. Огляделся. Посетителей в зале было мало. Они сидели поодиночке или по двое, тихо беседуя, сдвинув головы. Был ли я похож на них? Неожиданно я смутился. Мне отчего-то стало грустно и одиноко — надо же, ничего не мог придумать лучше, чем в первый день Нового года завтракать в «Уимпи».

Меня неотступно терзало чувство вины, от которого я никак не мог отделаться. Дело было в Эмме — отчасти в ее состоянии, отчасти в моем поведении. Как мог я, призванный ее защищать, гнаться за плотскими удовольствиями в то время, как она лежит в коме? Винить себя было легче всего — как и находить себе оправдания. Остальное было труднее, потому что первопричиной всего были мои чувства к ней. Специально ли она манипулировала мной, стремясь понравиться? Постепенно я начал сочувствовать ей, поддерживать ее… Нарочно ли она так поступила? И не повинны ли мои чувства к ней в том, что я не сумел ее уберечь? Эмма Леру стала первой моей клиенткой, которую я в буквальном смысле слова упустил! Моей совести было о чем подумать.

И потом, я ведь не напрашивался. Все произошло само. Прошло десять месяцев с тех пор, как я в последний раз любил женщину. Вот почему вчера ночью я набросился на Сашу. В жизни бывает всякое; иногда встречаешь такую же голодную женщину, с такой же злостью, с той же нуждой.

Зазвонил мой сотовый. Надин Беккер.

— Пока у меня для вас есть два варианта. Владельцы других домов не отвечают. Может быть, попозже… Смотреть будете?

Надин Беккер оказалась маленькой женщиной за пятьдесят — такая деловитая пчелка с короткими светлыми волосами и толстым обручальным кольцом на безымянном пальце. Одета она была так, словно собиралась в церковь; ее высокие каблучки звонко цокали по асфальту.