Читать книгу - "Ночь и город - Джералд Керш"

Али проворчал, что он скорее отрежет другой мужской атрибут. Он надел необычный пояс шириной в целый фут, сшитый из резины и брезента.

— Затяни его потуже, пожалуйста, — так туго, как только можешь, — попросил он и добавил извиняющимся тоном: — Не хочу, чтобы люди увидели, что я чуточку располнел…

Адам потянул завязки, и мягкий жир на животе Али выдавился из тугого пояса, подобно зубной пасте из тюбика.

— Али, а ты уверен, что это необходимо? Пояс сдавит тебе живот. Если Кратион ударит туда или пнет ногой…

— Пусть только попробует! — Али натянул черное обтягивающее трико, а поверх него — красные шелковые трусы. — А теперь помоги мне надеть кушак. — Он протянул Адаму длинную ленту из потертого красного атласа, вышитую арабскими письменами. — Этот кушак мне подарил Абдулла Хамид…

— Али, ты что, сошел с ума? Зачем так сдавливать себе живот?

— Тьфу! — Али гордо выпрямился и скрестил руки на груди. — Скажи мне, я хорошо смотрюсь?

У Адама на глаза навернулись слезы.

— Великолепно!

— Когда-нибудь я позволю тебе вылепить мою скульптуру.

— Спасибо, Али. Слушай, ради всего святого, будь осторожен.

— Друг мой, ты забываешь, что я выиграл сотни поединков, что меня ни разу не смогли победить!

— Знаю. Но мне страшно не хотелось бы видеть, как тебя изобьют.

Али рассмеялся:

— Профессор Френер сломал мне ребро, так что оно прорвало кожу, но я все равно его победил, а на следующий день я снова вышел на ринг. За всю мою жизнь никто ни разу не слышал, чтобы я вскрикнул! Никто ни разу не видел, чтобы я хлопал ладонью по ковру и просил пощады. Леблон взял мою ногу в захват приемом из джиу-джитсу. «Сдавайся, а не то я сломаю тебе лодыжку!» — сказал он. А я ответил: «Ломай, Леблон, — Али никогда не сдается». И он сломал мне лодыжку, а я встал на одну ногу и уложил его на ковер. Я сказал: «Никто не может сделать больно Али. Но уж кого Али хватает, о том Бог забывает! Таков Али!»

— О, я уверен, что ты победишь. Я на тебя поставил.

— Молодец! А как они оценивают мои шансы?

— Очень высоко.

— Не лги мне. Они думают, что я уже старый. Они смеются надо мной. Ладно, Бог с ними. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. В конце концов, когда они заплачут горькими слезами, я рассмеюсь им в глаза и скажу: «Старый волк еще не растерял своих зубов». Хорошо я смотрюсь?

— Али, ты выглядишь как настоящий чемпион, правда.

Али захохотал, и его огромный живот затрясся от смеха.

— Ха-ха-ха! Удивил я тебя, верно?.. Они думают, я собираюсь дурака валять с этим греком, этим киприотом. Ну уж нет. Я выйду на ринг — раз-два, раз-два; ногами вверх, головой вниз — раз! — подыму его над собой, как ребенка, потрясу, как глупого щенка; а потом швырну через голову и в два счета уложу на обе лопатки. Потом — раз! — и сожму его голову у себя под мышкой — моя знаменитая мертвая хватка, — сожму, пока у него глаза не полезут из орбит, а потом подыму его над головой, как гантель, и скажу: «Этот человек думал, что сможет побить Али Ужасного Турка!» А потом…

Из-за открытой двери донесся неистовый рев толпы. Вошел Легс Махогани, из носа которого текла кровь; за ним, пошатываясь, брел Душитель. Потом появился ассистент и объявил:

— Али!

Али надел старенький стеганый халат из красного шелка, изрядно побитый молью.

— Ничего, а? Мне подарила его одна женщина в Вене, году эдак в… Не помню когда…

Адам прошептал:

— Отдай мне свой стеклянный глаз: это безумие — бороться с такой штукой…

— Чушь собачья! Чтобы он увидел, что я одноглазый?

— Отдай его мне, говорю же тебе!

— Ну, если ты на этом настаиваешь… Ладно, держи. — Али вынул свой левый глаз и протянул Адаму, который спрятал его в нагрудный карман. Потом он медленно, с удивительным достоинством зашагал на ринг; в его голове звучал Марш гладиаторов, под звуки которого заслуженные борцы международных турниров с триумфом проходили по аренам.

Зал взорвался аплодисментами. Али поднял руки, приветствуя толпу, как вдруг увидел Кратиона, который уже стоял на ринге, раскланиваясь и улыбаясь. Али ухватился за веревки и в мгновение ока был уже на ринге. Наступило молчание. Кое-где затрещали неуверенные аплодисменты, а потом разразился громовой хохот, сопровождаемый улюлюканьем и свистом…

— Эй, ты, усатый!

— И где это ты раздобыл такие трусы?

— Усы-то сними! А то лица не видно!

Кто-то запел хорошим тенором:

— Жило-было пузо, круглее арбуза…

Друг Фиглера, Лью, поднялся с места и закричал зычным голосом, натренированным на всех рынках мира:

— Добрый старина Али! Мы помним тебя!

Али сорвал с себя халат и бросил его Адаму.

— Давайте-давайте, смейтесь! — крикнул он толпе.

В зале продолжали смеяться.

Фабиан заорал в мегафон:

— Дамы и господа! Справа от меня двести сорок фунтов мускулов, костей, мозгов и хладнокровия, Кратион Кипрский, кандидат в чемпионы мира!.. Слева от меня…

— Санта-Клаус! — подсказал кто-то, а за этим последовал новый взрыв смеха.

— …Али Ужасный Турок, экс-чемпион мира в тяжелом весе, сенсационно возвращается на ринг…

— Чемпион какого такого мира? — пропищал какой-то кокни.

— Дамы и гос-спода! В начале века имя Али Ужасного Турка было у всех на устах…

— В начале какого века?

— Вот что бывает, когда уходишь на пенсию без гроша за душой, — заметил Лью Фиглеру.

Фабиан отступил. Кратион и Али разошлись по углам. Кратион все еще улыбался. Он решил, что лучше всего будет обратить всю эту затею в шутку. Али был мрачен, как туча.

— А теперь не забудь — полегче, полегче! — прошептал Адам.

Али отвечал:

— Я уложу его на лопатки за двадцать секунд. Начинай считать до двадцати, медленно…

Прозвенел гонг.

Борцы сошлись на ринге.