Читать книгу - "Смертельный эксперимент - Джон Локк"

Когда я подъехал, машина Мирона Голдштайна уже стояла на площадке для отдыха, которая располагалась на 177-й миле шоссе, проходившего недалеко от его родного города Цинциннати. Выйдя из своей машины, я по широкому кругу обошел вокруг его, проверяясь на предмет возможных снайперов. Когда я подошел, он открыл пассажирскую дверь, и я забрался в машину.

– Сал сказал, что вы хотите умереть, – начал я.

– А вы – Крид?

– Да.

– Я думал, что вы моложе.

– А я – что вы старше.

Мирон Голдштайн кивнул. Он был изможденный человек, с грустным лицом, толстыми губами и обвисшими щеками. Из ноздрей у него торчали пучки жестких волос. В одной дрожащей руке он держал промокший носовой платок, которым постоянно вытирал капли жидкости, скапливающиеся на кончике его носа. Глаза его прятались за очками в тяжелой роговой оправе.

– Делаем так, – продолжил я, – вы говорите мне, что у вас на уме, а я говорю вам, что думаю по этому поводу.

– Вы всегда были здоровым человеком, мистер Крид?

– Давайте ближе к делу.

– Ну, конечно, – сказал человек, улыбнувшись своими толстыми губами. Он помолчал, вытер нос, а потом задал следующий вопрос: – Вы что-нибудь слышали о БАС?

– Болезнь Лу Герига?

– Вот именно. БАС – это смертельное прогрессирующее заболевание центральной нервной системы, которое постепенно, но неотвратимо лишает ваше тело возможности свободно двигаться. С каждым днем ваши мышцы атрофируются все больше и больше, пока наконец в один прекрасный день не прекращают работать. Вы можете это видеть по моим рукам. Это не Паркинсон, это называется «фасцикуляция», и это первый сигнал, что конец близок.

– Мне очень жаль, – сказал я.

И я действительно имел это в виду. Внешний вид Мирона заставил меня почувствовать стыд. Последние семь недель я все справлял прощальную тризну по Кэтлин и Эдди, в то время как этот несчастный умирал по частям. Естественно, больно, когда теряешь людей, с которыми хотел бы дожить до глубокой старости, – но этот Мирон Голдштайн вообще никогда не состарится. Может быть, Кэтлин и ее жених когда-нибудь разойдутся и у меня опять появится шанс. А может быть, и нет. Но в любом случае у меня было хоть какое-то будущее, о котором я мог помечтать, и это было гораздо лучше того, что ждало в будущем Мирона Голдштайна.

– И вы хотите, чтобы я убил вас, положив конец вашим страданиям? – уточнил я.

– Да.

– А почему вы не хотите совершить самоубийство? Сэкономили бы пятьдесят тысяч.

– Моя страховка стоит гораздо дороже. Но на самоубийство она не распространяется.

– Я вынужден отказаться, – сказал я.

– Но почему нет?

– Эти деньги – пятьдесят тысяч – должны остаться вашей жене и детям.

Он постучал толстым конвертом по приборной доске между нами.

– Кроме этого, у меня больше ничего нет, – сказал он. – Страховка позволит моей жене выплатить мои долги, сохранить дом, машину и вести более-менее обеспеченную жизнь. Ее, скорее всего, не хватит, чтобы оплатить обучение моих детей в Дартмуте[78], но существуют хорошие государственные университеты, если они не смогут получить стипендию. И, кроме того, если я сейчас погибну, то моей семье не придется ухаживать за мной этот последний год моей жизни. Я не хочу, чтобы они залезали в долги, отказывались от своего будущего и наблюдали, как я медленно и ужасно умираю.

– А что, собственно, такого вы нашли в этом Дартмуте? – спросил я. – Футбольная подготовка у них просто никакая.

– Не выводите меня из себя, – рассмеялся Голдштайн. – А то я сам вас убью!

Он мне определенно нравился. Когда Калли ранила Робби, я спокойно пристрелил его, чтобы прекратить его мучения. Мирон тоже страдает…

– Почему-то мне кажется, что убивать вас неправильно…

Мирон хохотал до тех пор, пока не закашлялся. Кашляя, он отхаркивал отвратительные ошметки.

– Что такого смешного я сказал? – поинтересовался я.

– Не обижайтесь, но убивать людей – это ваша работа. И это вы считаете неправильным?

– У тех людей, которых я убиваю, нет выбора. А у вас он есть.

– И я его уже сделал. Так кого убивать правильнее?

Мы замолчали. Я обдумывал услышанное, а он не мешал мне.

– Поставьте себя на мое место, – предложил он, – что бы вы сделали?

Я вспомнил о своем сердце и подумал, есть ли способ выполнить этот контракт и не получить обострение.

– А вы когда-нибудь убивали человека?

– Боже! Конечно нет.

– Обманывали жену? Избивали детей? Или что-нибудь в этом роде?

– Нет, – ответил он, понимая, к чему я клоню. – Но я очень часто кричал на детей и брюзжал на собаку.

– Брюзжали на собаку?

– И очень часто.

– Да вы просто негодяй! – сказал я.

Он улыбнулся.

И я улыбнулся.

И перерезал ему горло.