Читать книгу - "Высокое погружение - Марина Даркевич"

Денис сделал неопределённый жест руками. Без Левитана он чувствовал себя крайне неуютно, а ночь в холодной камере следственного изолятора подействовала на него угнетающе. Что, собственно, и требовалось от подобного помещения – подавить психику человека, впервые попавшего под арест.

– Не хочешь знать, какую вторую мудрость частенько излагают писатели детективов?.. Ну ладно. Вторая – это то, что преступник всегда будет пойман, вина его доказана, а сам он потом отправится отбывать положенное наказание. Знаешь, если господин Левитан от тебя отказался – что меня, в общем-то, не сильно и удивляет – то я тебе не завидую. Государственный защитник сверх необходимого для проформы отдуваться не будет, и суд тебе даст ровно столько, сколько запросит прокурор. А запросит он много. Тут, правда, есть один нюанс – ты ведь гражданин иностранного государства, хотя твои документы крутятся в какой-то бюрократической карусели. И сейчас по запросу прокуратуры можно приостановить этот процесс. Запрос этот буду делать я. Если подсудимым будет гражданин иностранного государства, то тебя депортируют на родину. Что там с тобой случится – одному ихнему аллаху известно. Я лишь могу предположить, что многолетнее пребывание в общей камере тамошнего зиндана с местного разлива уголовниками для тебя будет весьма грустным. Не знаю, сколько ты выдержишь. И насчёт «многолетнего» я, пожалуй, погорячился – тебя вынесут ногами вперёд где-нибудь через три месяца. И защищать там будет некому. Здесь хоть полковник Вахрушев может подсуетиться, чтобы тебя никуда не этапировали, а оставили в так называемой «красной зоне». Есть у нас в пригороде такой «детский сад» для случайно оступившихся интеллигентов. Тех, кого на обычной зоне уголовники насилуют сразу же по прибытии. А конвойные – дубаки, выводящие и прочие – бьют таких как ты каждый день. И в камере будут добавлять, пока все зубы не повышибают. На это уходит от силы пара недель. Но бить всё равно продолжат и дальше. Кстати, ты в курсе, для чего смазливым юношам с круглыми попками зубы выбивают? Чтобы уголовники могли без опасений им в рот давать, зная, что беспомощный дрищ будет сосать как следует и не попытается откусить член. Это, кстати, я тебе рассказываю про порядки на зонах, какие они были до распада Союза. А что там творится сейчас, особенно в южном зарубежье, думаю, просто не вышептать…

Телегин даже зажмурился и покачал головой. Ужас, в который погрузился Денис, описать было невозможно.

– Но если прокуратура такой запрос не сделает, то через какое-то время ты получишь российский паспорт. И судить будут уже гражданина Российской Федерации, которого потом никуда не увезут, а оставят в здешнем «детском садике». У тебя появится шанс вести местный драмкружок, например. Это поощряется. Тебе, может быть, даже не придётся робу заключённого носить, и камеры там достаточно комфортные, по сути обычные комнаты, только с решётками на окнах. А если тебе повезёт, и девушка выживет… И допустим, она заявит, что в неё стрелял не ты, а… Неважно, кто, то дело вернут на пересмотр для возобновления производства ввиду вновь открывшихся обстоятельств. Сам понимаешь, если тебя в это время начнут насиловать во все дыры среди саксаулов в другой стране, то это уже не будет иметь ровно никакого значения. А будучи в драмкружке, в нескольких километрах от здешнего зала суда, ты, глядишь, и на свободу выйдешь с погашенной судимостью, будто её и не было. И с целыми зубами… Ну что, Тилляев, есть о чём подумать?

Денис, естественно, соображал уже совсем плохо. Он чувствовал себя словно в кошмарном сне, но нашёл силы задать вопрос:

– Так, а что от меня требуется?

Телегин, который только что произнёс достаточно убедительную тираду, в коей правды было не больше, чем наполовину, улыбнулся:

– Подпиши признательные показания.

– Как так? – не понял Тилляев. – Признательные в чём?

– В том, что ты стрелял в свою приятельницу… Не желал причинять ей зла, и вообще старался попасть в сторону. Допустим, просто попугать решил её, после того как она устроила тебе сцену ревности или ещё что-нибудь подобное.

– Но я ничего такого не делал! – воскликнул Денис.

– Ты не понял. Если ты не подпишешь признание, то тебя всё равно осудят. Вся доказательная база против тебя, Тилляев. И, как я уже говорил, ты будешь депортирован на родину. Это делается очень быстро, поверь мне.

– А если подпишу, то…

– То тебя осудят как российского гражданина и оставят здесь, дожидаться возобновления дела.

До Дениса стало доходить.

– Понятно. Вы сказали, что Зульфия… Гражданка Ерматова жива?

– Пока да.

– Так, наверное, мне есть смысл дождаться, когда она придёт в себя и сможет сказать, что я никакого отношения к этому… происшествию не имею?

Телегин некоторое время тяжёлым взглядом смотрел на Дениса.

– Ты бы не умничал, Тилляев, – сказал он. – Гражданке Ерматовой разворотило весь живот, она в коме. Сколько времени потребуется, чтобы она пришла в сознание, неизвестно. Может быть, понадобится дополнительная операция, да не одна. И пока Ерматова не пройдёт, как это сейчас модно называть, период реабилитации, никто и никаких показаний снимать с неё не будет. Ей даже про тебя ничего говорить не станут. Это долгий срок, Тилляев. Может быть, месяц или два. При Союзе люди в СИЗО годами сидели, но сейчас другие времена. Да и преступность выросла в сотни, тысячи раз! В общем, на такую роскошь, как сидение в одиночке до тех пор, пока не придёт в себя девушка, можешь не рассчитывать. Грубо говоря, ты занимаешь место, на которое претендуют киллеры, рэкетиры и прочие всякие рецидивисты. Нам уже год обещают построить новую тюрьму, но воз и ныне там.

– Я понимаю ваши проблемы, – Денис сделал робкую попытку ощетиниться. – Но для меня особой разницы нет, где сидеть – в СИЗО или вашем «детском садике».

– А разница есть, – прошипел Телегин. – Значит, так, Тилляев. Сутки тебе на размышление. Это очень много. Завтра в это время ты будешь решать здесь свою судьбу. И я тебе настоятельно рекомендую решить её правильно. И не тянуть. Потому что сегодня ты ещё будешь спать в одиночке. Но следующую ночь можешь провести в общей камере, где на шести нарах чалится тел двадцать. Прими моё искреннее сочувствие, потому что там тебя радостно поприветствует весь зоопарк преступного мира. Вернее, не тебя, а твою жопку. Заранее советую не сопротивляться. Потому что эти зверьки изнасилуют тебя в любом случае, а если им что-нибудь не понравится, то и покалечат. Полковник Вахрушев, конечно, будет недоволен. И то, если он про тебя вспомнит. Насколько я знаю, ты ему не родственник и даже не сынок любовницы. А указывать следственному отделению, как поступать, он вообще не имеет формального права. Ну, мы накажем кого-нибудь из прапорщиков – выговор, например, объявим. Без занесения в личное дело. Уловил, Тилляев?.. Всё, можешь отправляться обратно в камеру. Наслаждайся последними спокойными часами.