Читать книгу - "Ведьмин вяз - Тана Френч"

– Каким он был?

– Не знаю. Обычный парень.

– Умный? Глупый?

– Не сказал бы. В смысле, ни то ни другое. Учился средне, но вовсе не потому, что ума не хватало, просто не заморачивался. – Череп, комок земли, зевок, несколько дней назад я сидел под тем самым вязом…

– Хороший был парень? Правильный?

– Да. Определенно. Он, Доминик то есть, был нормальным парнем.

– Ладил с людьми?

Керр строчил и строчил, и я не мог понять почему, что я сказал такого, что следовало записать?

– Да. Ладил.

– Он был популярен? Или просто безобидный?

– Популярен. Он был такой… уверенный в себе. Ко… ко… – Я хотел сказать “коммуникабельный”, но слово не давалось. – С ним всегда можно было посмеяться или что-нибудь устроить, ну, вечеринку, например. И в регби играл неплохо, спортсменов все любят, но я хотел сказать, что дело не только в этом… – Меня начал раздражать ритм нашего разговора, никаких пауз, каждый мой ответ оценивают и превращают в новый вопрос, я будто опять очутился в больнице, прикован к койке, голова раскалывается, а Мартин с Аляповатым Костюмом спрашивают и спрашивают…

– Может, он с кем-то все же не ладил? Или не было такого?

Я смутно припомнил, как Доминик смеялся над Леоном, но тогда над Леоном не смеялся только ленивый, и сейчас я счел за лучшее об этом умолчать.

– Да вроде нет.

– А девушки? Как у него было по этой части? Хорошо?

– Еще бы. Они ему на шею вешались. У нас даже гуляло такое… вроде шутки. Какой бы девушка ни была, первым с ней все равно замутит Доминик.

– Знакомый типаж, – усмехнулся Рафферти. – Вот же ублюдок. На него из-за этого не злились? Может, он у кого-то девушку увел?

– Нет, совсем нет. Я же говорю, он был нормальный. И не стал бы клеиться к чужой девушке, это же не по-честному, понимаете. Ну а то, что все девчонки на него западали… я ведь сказал, мы даже смеялись над этим. Никто не обижался.

– Легко вам рассуждать, если вас никогда не бросали ради другого. Или все же Доминик увел у вас девушку?

– Может, и уводил. Не помню уже. – И это была правда. Я тогда влюблялся во всех подряд красивых или сексуальных девчонок (а также красивых и сексуальных), так что, скорее всего, с кем-то из них у Доминика что-то было, но поскольку я тоже не жаловался на их невнимание, то и не парился на этот счет.

– Он часто менял подружек? Или у него была постоянная девушка?

– Тогда не… В то лето не было. Кажется, он с кем-то встречался, за год, что ли, до того. С кем-то из школы Святой Терезы, где училась наша сестра. Но вроде бы ничего серьезного.

– И когда закончились эти отношения?

Я догадался, к чему он клонит.

– Нет. Задолго до того, как… Кажется, он сам ее бросил. И не сказать чтобы сильно страдал. Он не поэтому… – Я осекся, сбившись.

– А кстати, – подхватил Рафферти, – когда вы узнали, что он покончил с собой, что вы подумали? Мол, к этому все и шло? Или удивились?

– Я не… (Комната наверху, я со стоном переворачиваюсь на бок, чтобы взять назойливый телефон, голос Дека: Слышал? Про Доминика?) То есть да, конечно же, я был в шоке. От него такого никто не ожидал. Но мы все знали, что его не приняли туда, куда он хотел, ну, в тот колледж. Кажется, он поступал на бизнес, но не хватило баллов в аттестате. Он очень из-за этого переживал. И в то лето был, как бы это сказать, немного не в себе.

– В депрессии?

– Вряд ли. Скорее, постоянно раздраженный. Словно злился на нас за то, что мы-то поступили, куда хотели.

– Раздраженный, значит, – задумчиво повторил Рафферти. – И из-за этого возникали проблемы?

– Что вы имеете в виду?

– Может, он драться лез. Или оскорблял кого.

– Да, в общем, нет. Ну, бывало, начинал докапываться по пустякам. Но на него никто не обижался. Все же понимали.

– Удивительная чуткость, – заметил Рафферти, – для подростков.

Я неопределенно пожал плечами. Сказать по правде, тем летом я о Доминике если и вспоминал, то изредка и с жалостью, смешанной с самодовольством. Все мои мысли занимали колледж, свобода, неделя на Миконосе с Шоном и Деком, и взбрыки Дома (в ответ на невинное замечание пихнул Дарра О’Рурка, и тот отлетел к стене, и заорал ему в лицо, а когда мы расхохотались, в бешенстве убежал) меня мало волновали.

– Как вы сейчас думаете, может, ему тогда было хуже, чем казалось на первый взгляд? Подростки ведь не всегда понимают, что другу и правда плохо. Тем более в таком возрасте все психованные, и если кто-то вдруг сорвется, так сразу и не догадаешься, в чем дело.

– Вполне возможно, – помолчав, ответил я. – Он определенно был… – Я не знал, какими словами описать ту разнузданную, непредсказуемую, расщепленную силу, из-за которой я тем летом избегал Доминика. – Он был не в себе.

– Давайте уточним: если кто-то из ваших друзей вдруг сейчас повел бы себя так, как Доминик в то лето, вы бы встревожились?

– Безусловно. Да. Конечно.

– Ясно, – сказал Рафферти. Он сидел, наклонясь вперед, сцепив пальцы между коленями, и внимательно смотрел на меня, словно надеялся, что мои ответы существенно помогут ему в расследовании. – И когда он начал подобным образом себя вести? Хотя бы приблизительно.

– Не помню… – В конце концов, я об этом годами не вспоминал. – То есть не поручусь. (Рафферти понимающе кивнул.) Кажется, перед устными выпускными экзаменами, то есть, получается, где-то в апреле. А в июне, перед письменными, стало еще хуже. Он знал, что не сдаст. Конечно, мы все переживали, как сдадим, ну кроме совсем уж ботаников, которые не сомневались, что получат высший балл, и то успокаивали себя – да ладно, нормально сдадим, куда денемся, – то психовали: а если нет? Но Доминик без конца повторял “я в заднице”. И все. Он весь издергался из-за этого. После того как в августе пришли результаты и стало ясно, что его предчувствия подтвердились, ему и вовсе крышу сорвало.

– А почему он так плохо сдал? Вы же говорили, он был не дурак.

– Не дурак, да. Просто не занимался. Он… трудно объяснить… родители у него богатые. Вот, наверное, и избаловали. Он привык, что у него всегда все есть, навороченные телефоны, каникулы на модных курортах, дизайнерские шмотки, перед последним классом ему даже купили “БМВ”. – Я вдруг вспомнил, как папа рассмеялся мне в лицо: Начинай-ка ты лучше откладывать деньги, и я обиделся на него. – То есть, видимо, ему просто никогда в голову не приходило, что он может чего-то не получить. В том числе и не поступить туда, куда хочет. Вот и не заморачивался насчет учебы. А когда дошло, было уже поздно.

– Он принимал наркотики? – И Рафферти добавил сухо, заметив мое смущение: – Тоби, это было десять лет назад. Даже если бы я хотел вас посадить за косячок или пару таблеток, чего я делать не собираюсь, срок давности давным-давно вышел. И забыл предупредить: все, что вы скажете, останется между нами, мы не используем ваши слова в качестве показаний. Я всего лишь хочу понять, что творилось с Домиником, как он жил.