Читать книгу - "Хороший отец - Ной Хоули"

Сидя там, я вспоминал все, что знал о молодых людях, стрелявших в политиков. Хинкли, Чепмен, Освальд. Подробности их преступлений помнились смутно. Лофнер яснее других, он был недавно. Меня, как и всех, потрясла жесткость преступления, я читал статьи и смотрел бесконечные репортажи. Двадцатидвухлетний студент с 9-миллиметровой пулей, вытатуированной на предплечье. Благополучный юнец с пунктиком на новой валюте. Это не мой Дэнни. Лофнер однажды явился в колледж, напившись так, что его отправили в больницу. Писал в Фейсбуке, что его любимые книги – «Майн Кампф» и «Коммунистический манифест». Подростком он нервировал людей улыбкой, когда улыбаться было нечему. Агрессивный юнец, пытавшийся вступить в армию, но забракованный из-за наркотиков.

Я сидел там и пытался найти что-то общее между Лофнером и сыном. Может, ребята из Вассара тоже считали Дэнни чокнутым? Может, и мой сын буянил на занятиях и угрожал учителям за критику его работ? Если так, я об этом ничего не слышал. Я несколько раз бывал в колледже, встречался с деканом. Дэнни учился средне, вел себя адекватно. Все говорило, что он нормальный студент, не особенно одаренный, но и без отклонений.

Между тем Лофнера исключили из местного колледжа без права на восстановление, пока он не представит справку от психиатра, что не опасен. К двадцати годам симптомы душевной болезни были очевидны: из трудного подростка он вырос в полноценного параноидального шизофреника.

Дэнни был спокойным ребенком – немного замкнутым, но ничто не позволяло заподозрить в нем душевную болезнь. Газеты писали, что, когда Лофнер входил в местный банк, кассиры держали пальцы на тревожных кнопках. Он производил пугающее, угрожающее впечатление. Лофнер считал, что женщин нельзя пускать во власть. Татуировщику, набивавшему пулю у него на предплечье, он сказал, что проводит в грезах от четырнадцати до пятнадцати часов в день. Говорил, что не управляет своими фантазиями.

Это не мой сын.

В ночь перед тем, как открыть огонь на политическом собрании, Лофнер снялся в красных стрингах и с «Глоком» в руке. Когда наутро таксист высаживал его у супермаркета, попросил разрешения пожать ему руку. А потом достал пистолет и начал убивать.

Это не мой мальчик.

Сидя в холодном люминесцентном свете, я поймал себя на том, что начинаю сердиться. Атмосфера этих помещений не запугала меня. Я смотрел в лицо смерти во всех ее проявлениях. Я врач и привык контролировать ситуацию. Мои решения спасали людям жизнь. Я не спасую перед правительственными чиновниками. Если Дэниел ранен, его обязаны лечить. Он американский гражданин, у него есть права. Я жалел, что не позвонил своему адвокату, Мюррею Берману. Дэниелу немедленно нужен защитник. Я достал телефон, начал набирать номер. Дверь открылась. С Мойерсом и Грином вошел пожилой человек в сером костюме. С крупными зубами, пожелтевшими от многолетнего курения.

– Мистер Аллен, меня зовут Клайд Дэвидсон. Я заместитель директора Секретной службы. Я пришел поговорить о вашем сыне.

– Я доктор Аллен.

– Конечно, доктор Аллен.

– Мне сказали, что сын ранен. Заявляю для протокола: я не отвечу ни на один вопрос, пока не буду уверен, что ему оказана помощь.

Дэвидсон сел, расправив складки штанин. Он был тяжеловесный, с короткими седыми волосами. В его возрасте следовало больше двигаться, сбросить вес. И немедленно бросить курить. После пятидесяти начинаются проблемы с сердцем: кровь в артериях тромбируется, резко возрастает угроза инсульта и инфаркта.

– Доктор Аллен, все произошло слишком быстро. Думаю, нам обоим нужно глубоко подышать.

Я рассматривал его, как интерна, только со студенческой скамьи.

– Мне сказали: ранен в бедро. Как о мелочи. Но пуля буквально сминает ткани. Пуля большого калибра могла порвать бедренную артерию. Малого калибра – срикошетив от кости, уйти в таз и нижнюю часть живота.

Дэвидсон оглянулся на Мойерса. Тот кивнул и заговорил себе в запястье. Дэвид выставил перед собой ладони – жест, изображающий великодушие.

– Вашему сыну немедленно окажут помощь, – сказал он.

– Я хочу говорить с его врачом.

Дэвидсон откинулся назад и скрестил ноги:

– Доктор Аллен, позвольте мне объяснить. Я за пятнадцать секунд могу связаться с президентом. Таков мой уровень полномочий. Когда я что-то приказываю, приказ исполняют.

Я подумал над его словами.

– Дэниел не мог этого сделать.

– У нас есть видео и фотографии. Его взяли с оружием в руках. Баллистические тесты и сравнение отпечатков еще проводятся, но вашего сына и так опознали с уверенностью.

– Ему нужен адвокат.

– Ему двадцать лет. Если он хочет получить адвоката, должен сказать сам.

Я чуть развалился на стуле, потер виски. До меня начинало доходить, что здесь я не властен и, в сущности, нигде не был властен. Контроль ситуации – иллюзия, игра ума. Если они не ошиблись, я создал жизнь, и эта жизнь отняла другую жизнь. Легкая тошнота, мучившая меня весь этот час, поднялась волной. Я стиснул зубы, сдерживая ее.

– Вы когда-нибудь слышали от сына имя Картер Аллен Кэш? – спросил Дэвидсон.

– Нет. Кто это?

– Так последние шесть месяцев называл себя ваш сын. Всех подробностей мы еще не знаем, но, кажется, он регистрировался под этим именем в мотелях Далласа в Техасе и Сакраменто в Калифорнии.

Картер Аллен Кэш. Имя как у исполнителя в стиле кантри.

– Мы называли его Дэниелом или Дэнни, – сказал я.

– Когда вы в последний раз разговаривали с сыном?

– Не помню, может три недели назад. Он был в разъездах. Я на прошлое Рождество купил ему сотовый, но он потерял.

– Вы с его матерью в разводе – так?

Я потер глаза:

– Мы развелись, когда Дэнни было семь.

– Он учился в колледже Вассар?

– Недолго. Бросил прошлой весной, не сказав нам.

– Вы могли бы сказать, что близки с сыном, доктор Аллен?

Я искал следы сарказма в его голосе и не нашел. На мгновение я увидел себя его глазами: равнодушный отец, который месяцами не видится с сыном, неделями не разговаривает. Слишком занят карьерой, чтобы быть отцом.

– Агент Мойерс сказал, что сенатор умер от ран, – заговорил я.

– Около получаса назад. Первая пуля пробила не только легкое, но и аорту. Доктор Харден сделал все возможное.

– Я знаю доктора Хардена. Хороший хирург.

– Недостаточно хороший, – вставил Мойерс.

Дэвидсон взглядом заставил его замолчать.

Я подумал, во что превратилось тело Сигрэма. Пуля входит в тело человека ударом кувалды. Пробитая грудная полость быстро заполняется кровью, сжимает легкие, удушая раненого. Если еще задето и сердце, у Сигрэма не было шансов.