Читать книгу - "Расхитители гробниц - Антон Кротков"

…День выдался типично лондонским: серым, туманным и ужасно холодным. Легко одетого молодого человека подгоняла мысль о знакомом до мелочей уютном зале с камином, где мелькают лица друзей и подают традиционные угощения к пятичасовому чаю. Почти бегом, чтобы окончательно не превратится в сосульку, он пересёк Сент-Джеймскую площадь. При этом молодой человек бросил привычный взгляд на памятник победителям в крымской войне, по легенде якобы отлитый из трофейных русских пушек с грозных севастопольских бастионов. Впрочем, все его мысли были устремлены к помпезному зданию, выстроенному в стиле неоклассицизма, на главной лондонской улице – Пиккадилли. Здесь, за высокой оградой, размещался элитарный клуб «Атенеум», членом которого данный молодой человек имел честь состоять. Звали юношу Уильямом Бартоном. Уже полгода, как он выпустился из Кембриджского университета и пробовал себя в журналистике в качестве стажёра спортивного раздела газеты «Таймс».

У величественных ворот с позолоченным гербом британской империи Бартона встретил чрезвычайно важного вида швейцар в высоком цилиндре и в сверкающем золотым шитьём мундире с «адмиральскими» галунами на рукавах.

Критическим взглядом он осмотрел демократичный твидовый костюм явившегося сюда прямо из редакции молодого человека и вежливо предупредил:

– Простите, сэр, но позволю себе напомнить вам, что наступает вечер. – это тактичное замечание означало, что этикет требовал от гостей приходить после шести вечера в вечерних смокингах.

– Я знаю, Шон, – весело ответил Бартон. – Обещаю, я долго не задержусь в «логове» – ровно без пяти минут шесть меня уже здесь не будет.

– Нисколько не сомневаюсь в вашем слове, сэр – с большим чувством собственного достоинства кивнул швейцар.

Парковой дорожкой привратник повёл запоздавшего гостя к входу в здание, над портиком которого красовалась скульптура богини Афины. По дороге Уильям, только недавно вырвавшийся на волю из тюрьмы под названием университет, с удовольствием размышлял о том, что если он прямо сейчас сойдёт с дорожки на траву, то этот суровый швейцар не посмеет ему и слова сказать. А если он захочет улечься на лужайке, то сопровождающий его архангел будет просто терпеливо ждать, стоя над ним с постным выражением лица. Одним словом – свобода!

Жизнь в Кембридже состояла из одних условностей, исторических традиций и разных глупых запретов. Например, студентам даже в летнюю жару необходимо было присутствовать на лекциях только в мантиях. Бывали даже случаи, когда и студенты, и профессора, вынужденные на протяжении нескольких часов парится в толстых длинных декоративных одеяниях, теряли сознание.

Или чего стояли невыносимо длинные ежедневные совместные обеды, проходящие пр свечах в старинных высоких залах со столами, уставленными музейной утварью. На таких мероприятиях под постоянными критическими взглядами воспитателей даже еда превращалась в экзамен по этикету и в конечном итоге – в изощрённейшую из пыток.

А прекрасные зелёные лужайки Кембриджа! Их имели право топтать только те, кто принадлежал к привилегированной касте профессорского корпуса. И не дай бог, какому-нибудь замечтавшемуся школяру ступить на запретную травку!

Нет, всё-таки правы философы: если хочешь понять что такое счастье, сначала узнай обратную сторону жизни…

Они поднялись по беломраморной лестнице, проследовали через анфиладу почти пустынных в этот час комнат, напоминающих Уильяму читальные залы его родного Кембриджа, и, наконец, вошли в просторную гостиную, заполненную аристократических бездельниками в безукоризненных смокингах, пошитых на заказ у лучших портных. Впрочем, кроме слуг, здесь никогда и не бывали люди в костюмах, купленных в магазинах готового платья, пускай даже и в самых дорогих. Как никак «Атениум» имел репутацию заповедника лондонской элиты, а это ко многому обязывало. К удовольствию Уильяма, в этот час среди посетителей клубе пока ещё преобладали люди его возраста. Отпрыски лучших семейств Британии, свободные от условностей великосветского общества, от души резвились, словно подросшие щенки. В одном части зала в самом разгаре был рыцарский турнир – молодые балбесы, оседлав товарищей, сражались друг с другом за главный приз – дюжину бутылок шампанского. А в другой части зала под дружный хохот и восторженные комментарии происходило состязания игроков в дартс. Уильям улыбнулся, заметив, как один из дротиков отклонился от мишени и чуть не воткнулся в мягкое место проходящего мимо официанта.

Но после шести часов подобные шуточки здесь станут невозможны. Шум и звонкие голоса смолкнут, и бал будет править благопристойная тишина. Диваны в глубокие кожаные кресла займут серьёзные господа, чьи строгие лица с обязательным безупречным пробором на голове и пенсне на носу будут скрыты за толстенными биржевыми вестниками.

Ну а пока можно было не разыгрывать из себя чопорную благопристойность в этом строгом зале, высокие потолки которого давали ощущение открытого пространства, а потемневшие от времени декоративные панели и картины старых мастеров на стенах подчёркивали богатство и вековые традиции клуба.

При появлении Уильяма ему на встречу поднялся худощавый высокий парень в нелепых круглых очках. Даже великолепный смокинг от самого лучшего портного Сэвил-Роу (лондонский район, где работают самые дорогие мастера мужской одежды) не мог сгладить крайне невыгодного впечатления от его нескладной фигуры. Да что там говорить, Бартон знал, что даже баснословно дорогой «Ролс-ройс» с личным водителем, припаркованный в данный момент у клуба, не мог добавить бедняге шансов в его знакомствах с симпатичными девицами. А страсть его приятеля к спорту объяснялась подсознательным желанием хоть чуть-чуть приблизиться ко всем этим атлетичным жокеям, гребцам и регбистам.