Читать книгу - "Особый склад ума - Джон Катценбах"

— Осторожничаю? — отозвался Клейтон. — Надо же! Человек, не являющийся студентом и вооруженный по меньшей мере тремя видами оружия, приходит ко мне в аудиторию через заднюю дверь, не договорившись заранее о встрече, даже не представившись, показывает, что знает как минимум, кто я такой, заявляет, что он не опасен, советует не проявлять излишней осторожности? А вы знаете, сколько наших преподавателей подверглось нападению в этом семестре? Сколько раз здесь студенты поднимали стрельбу? Знаете, что у нас сейчас временно запретили предварительное психологическое тестирование абитуриентов благодаря Союзу защиты гражданских свобод?[8]Вторжение в личную жизнь и все такое. Великолепно. Теперь мы не имеем права отсеивать заведомых психов до того, как они заявятся к нам со своими автоматами.

Тут Клейтон в первый раз улыбнулся.

— Осторожность, — проговорил он, — есть неотъемлемая часть нашей жизни.

Человек в костюме кивнул:

— Там, где я работаю, это не проблема.

Клейтон продолжал улыбаться:

— Полагаю, это ложное утверждение. Иначе вы тут не появились бы.

Открыв удостоверение, Клейтон увидел тисненного золотом орла и надпись: «СПЕЦИАЛЬНАЯ СЛУЖБА БЕЗОПАСНОСТИ ШТАТА». И орел, и надпись были вытиснены на фоне прямоугольных очертаний нового штата — Западной территории. Ниже была пропечатанная красным цифра «51». На другой стороне разворота значилось имя владельца «Роберт Мартин», его личная подпись и должность: «специальный агент».

Джеффри Клейтон еще не видел документов, которые выдавал Пятьдесят первый штат. Какое-то время он смотрел на них, пока наконец медленно не произнес:

— Так, значит, мистер Мартин, если только это ваше настоящее имя или если вы не желаете, чтобы я называл вас «агент Мартин», вы состоите в СС?

Тот нахмурился:

— Мы предпочитаем называть нашу контору просто спецслужбой, и думаю, профессор, вы это знаете. Ваша аббревиатура вызывает слишком неприятные исторические ассоциации, хотя согласен, проблема, на которую вы намекаете, действительно существует. Но мало кто, смею отметить, чувствителен к подобным вещам. А имя, равно как и удостоверение, настоящее. Если желаете, можно найти телефон, и я скажу, куда и по какому номеру вам позвонить, чтобы проверить. Если вам так спокойнее.

— Мне не может быть спокойнее, когда речь идет о Пятьдесят первом штате. Если бы я мог, я голосовал бы против предоставления ему полного статуса.

— К счастью, вы в явном меньшинстве. А вы когда-нибудь были у нас, профессор? Вам знакомо то чувство надежности и безопасности, какое испытывают у нас? Многие считают, что мы и есть Америка — Америка, которую мы потеряли в силках современного мира.

— Однако не меньше и тех, кто считает вас криптофашистами.[9]

Агент еще раз усмехнулся той самодовольной ухмылкой, которая снова стерла с его лица тень негодования, промелькнувшую на секунду.

— К чему нам избитые клише, если можно обойтись и без них? — спросил агент Мартин.

Клейтон ответил не сразу. Он бросил бумажник обратно владельцу. Заметил, что на руке у агента шрам от ожога, что пальцы у него крепкие, как черенок клюшки, и сильные. Подумал, что кулак его сам по себе может быть оружием и что шрам у него может быть не один. В тусклом свете ламп он разглядел красноватую полоску на шее, и ему стало любопытно, откуда она, и в то же время знал, что, как бы агент Мартин ее ни получил, за ней стоит тот гнев, который мелькал в его взгляде. Типичный пример анормального поведения. Все-таки Клейтон когда-то посвятил немало времени проблемам насилия и причинам насилия, в частности физическим изъянам, и взял агента Мартина на заметку.

Медленно Клейтон опустил револьвер, но оставил его лежать перед собой на столе, барабаня пальцами по металлической рукоятке.

— О чем бы вы меня ни попросили, я не стану вам помогать, — произнес он после недолгого колебания. — Мне нечего вам дать. И мне безразлично, что вы мне принесли.

Агент Мартин потянулся и поднял кожаный портфель, затем бросил его на возвышение, где стоял преподавательский стол, и портфель упал, отозвавшись гулким эхом по всей аудитории. Упал он возле стола.

— Просто посмотрите, что там, профессор.

Клейтон потянулся было за портфелем, но остановился:

— А если я не стану этого делать?

Мартин пожал плечами, но в уголках рта мелькнула та же улыбка Чеширского Кота.

— Нет, профессор, станете. Еще как станете! Чтобы вот так запросто швырнуть мне этот портфель, не увидев, что там, нужна сила воли, какая вам и не снилась. Нет… не думаю, нет. Ваше любопытство уже задето. Пусть интерес у вас чисто академический. Вы ведь сидите и ломаете голову, что могло меня привести из того спокойного мира, в котором я живу, туда, где может случиться все что угодно. Ведь так, да?

— Мне все равно, почему вы здесь. И я не стану вам помогать.

Агент замолчал, но не потому, что был опечален отказом, а потому, что раздумывал, с какого боку бы подойти.

— Когда-то, студентом, вы ведь прослушали курс литературы, правда, профессор? Если мне только не изменяет память, вы записались на него незадолго до выпуска.

— Похоже, вы хорошо информированы. Да, именно так и было.

— Легкая атлетика и заумные книги. Очень романтично. Но не спасает от одиночества, разве не так?

Клейтон молча уставился на агента.

— Наполовину профессор, наполовину отшельник, верно? Знаете, сам я предпочитал контактные виды спорта. Например, хоккей. Люблю, когда насилие подконтрольно, организованно и соответствующим образом санкционировано. Кстати, помните сцену в начале романа у месье Камю «Чума»? Великий роман. Помните? Прожаренный на солнце североафриканский город и роскошный момент, когда врач, который только и знает, что делает людям добро, видит, как из тени выходит, пошатываясь, крыса и умирает посреди жаркого солнечного дня? И тут он понимает — не так ли, профессор? — понимает, что должно произойти что-то ужасное. Потому что никогда — никогда! — крыса не пойдет умирать из своих темных канав и закоулков. Помните эту сцену, профессор?

— Помню, — ответил Клейтон.

На последнем курсе он действительно взял для зачетной работы по апокалиптической литературе середины двадцатого века именно этот яркий образ. В ту же секунду он понял, что сидевший перед ним агент читал его работу, и почувствовал приступ страха, как и тогда, когда увидел под крышкой стола беззвучно мигавшую красную лампочку.